Парадиз. Евгения Бильченко

ам живёт волшебник,

      а не кислотник.

      Горло болит, заложенный нос, хроническая простуда…

      Завари мне окно малиновым чаем, в сердца налей

      посуду.

      Я буду пить его, не остужая, с ветром балтийским,

      сизым:

      Это окно – хипана? Шамана? Идиота? Эмомарксиста?

      Когда же меня накроет всерьёз сплином,

      как ту таджичку,

      Появится мисс с черепами в ушах – эдаким русским

      живчиком, —

      Волоча за собой тома Елизарова, Прилепина

      и Лимонова,

      Улыбаясь во весь свой сибирский рот,

      а не сдержанно – так, как Мона.

      И космос, вселенскою добротою принятия

      ёкнув-охнув,

      Примется пить негасимый свет мировых

      петербургских окон.

      И где-то там, за тысячи километров,

      на улице Красноармейской,

      воё зажжётся в ответ…

      Не боись, Павел, нет никакой смерти

      7 ноября 2021 г.

      Вакцина

      Когда твоя комната – чуть больше шкафа,

      чуть меньше Монако,

      Когда твой коммунизм воскрес христианскою

      коммуналкой,

      Когда все, что ты можешь, – валяться простудно и сиро

      В кровати, которую сам у себя же и аннексировал,

      Становятся странными и чудными мечты поэтов

      О тиражах и славе, об Инстаграме и «обо всём вот

      этом».

      Твои же мечты ограничены: плечом, нимесилом,

      чем-то,

      Сбивающим жар и ломоту, спиртом от ополченца

      И чаем с малиной от сестры твоей, блокадницы

      Татианы:

      Русская медсестра важнее любых ti amo.

      Русское поле экспериментов важнее, чем вакцинация.

      А ты упал.

      Ты лежишь в раю.

      Ад устал за тобою гнаться.

      7 ноября 2021 г.

      Расстрельная стена поэтов

      В этом мире, где хамом на хаме

      Размножается тля из трухи,

      Я живу у стены со стихами,

      И меня ненавидят стихи.

      Будто лепет младенца учуяв,

      Вырвусь в полночь к стене той одна

      Нараспашку в пальтишке и в чунях,

      И меня расстреляет стена.

      Позабыв весь свой рэп, все былины,

      Балалаечный дикий азарт,

      Стану нежной, ахматовской, длинной,

      Обучусь, как в семнадцать, азам

      Безупречно точёного метра:

      Мысль, ясней, чем платоновский «Пир»,

      Поскользнётся на шкурке из ветра

      И ударится лбом об ампир.

      И опять Маяковского всмятку

      Будет жадно ерошить душа,

      Наступая хорею на пятки,

      Амфибрахию в темя дыша.

      И взорвётся стена недовольством:

      Что за шкет к ней пришёл от сохи —

      Беспорядочный, высоковольтный,

      Убивающий током стихи?!

      И я ей отвечу: «Анна Андревна, в мире, где хам на хаме

      Размножается тлёю, способной вертеть

                                                      трушными нестихами,

      Как девицами на тую, где брат убивает кровного

      Брата на самой дурной войне, я не умею – ровно.

      Вот такая теперь русская, мать её, литература:

      Из таджикской шавермы, из французского рататуя,

      Из книг запрещённых про ополчение, из икающего

                                                                                Икара,

      Из Рыжего и Лимонова, из припадочного Захара.

      Из нас из всех, «сильных, злых и весёлых»,

      Как говорил Николай Гумилёв, спасибо ему за всё.

      Блаженны те, кто правильны и тихи, кто

                                                         неправильны и лихи…

      Я живу у стены со стихами, и меня ненавидят стихи.

      8 ноября 2021 г.

      «Дарю лишь жизнь»

      Свято-Преображенский, где вокруг на велосипеде

      Ездил Бродский, интересует сегодня не

                                                       Александровичем,

      А своей соборной оградой, знаменующей о победе:

      Кольца трофейных орудий, чьи имена