Прядущая. И приведут дороги. Наталья Способина

чесать будут. Коль обойдется все с ним в этот раз, ему же все косточки перемоют. Не надобно тебе рядом даже показываться. Не гневи богов.

      Я устало покачала головой:

      – Да неужто я не понимаю? Ты права, я правда о нем много думаю. Только все равно ничего не было и не будет. Нам нечего стыдиться.

      – А он? – осторожно спросила Добронега. – Он думает?

      – Нет, – после паузы ответила я. – Наверное, нет. Он о другой думает. Женат он был на острове.

      Добронега прижала ладонь к губам.

      – Он сам тебе сказал? Радиму не говорил.

      – Радим, верно, не спрашивал, – усмехнулась я. – А я спросила.

      Я не чувствовала вины за то, что рассказываю Добронеге тайну Альгидраса. Это и не тайна, по большому счету. Вероятно, вправду никто в Свири просто не интересовался тем, был ли женат молчаливый хванец. Да и зачем им? Для девушек он не был завидным женихом, а мужчины здесь говорили, как правило, об оружии да о кварах.

      – Это хорошо, что он любовь свою помнит. Так всем спокойней. А ты душу не трави ему, поняла?

      Я кивнула, и Добронега провела по моим волосам. Я поймала ее натруженную руку и прижала к щеке.

      – Что с ним теперь будет?

      Над моей головой раздался тяжелый вздох.

      – Не знаю, дочка, что с ним будет, что со Свирью будет…

      Как же хотелось остановить время! Пусть этот день растянется до бесконечности, пусть не будет никакого суда, пусть все это окажется кошмаром.

      Во дворе залаял Серый, в ворота заколотили.

      – Ох. – Добронега подскочила, а потом резко осела на сундук. – Чует сердце, недобрые там вести.

      – Я открою? – поднялась я.

      – Сама отворю, – Добронега вновь встала, тяжело опершись на мою руку, точно силы разом ее оставили. – Здесь будь. – И вышла, не взглянув на меня.

      Из окна я видела, как Добронега идет к воротам – неестественно прямо, подняв голову, будто те, кто был за воротами, могли за ней наблюдать, и понимала, что настали непростые времена. И помощи ждать неоткуда.

      То ли Радим отправил к Добронеге мальчишку, то ли тот прибежал сам, однако принесенная весть была хуже некуда. Лучше бы ее унесли обратно.

      Спустя полчаса мы стояли у западных ворот, и я тупо разглядывала этот их позорный столб. День клонился к вечеру. На небольшой площади, казалось, собралась вся Свирь. Я чувствовала тошноту, думая о людях, которые пришли поглазеть на потеху. Здесь были даже жители окрестных деревень. Когда только успели?.. Я не могла оторвать взгляда от простого деревянного столба, словно он был живым воплощением всех моих кошмаров.

      Никто не знал, каким будет приговор. На площади еще не было ни осужденного, ни князя с воеводой, однако в моей голове безостановочно крутились слова Радима о позорном столбе. И слова Миролюба о нем же. Для них это норма. Заслужил – получи наказание. Я сглотнула, пытаясь побороть тошноту. Добронега перед выходом заставила меня поесть. Сама она, впрочем, больше делала вид, чем ела.