Мир искусства Надежды Добычиной. Ольга Муромцева

вспомнить родителей, дом, детство. Дневник для Добычиной, как и для многих, – форма некой психологической терапии, поэтому возвращалась она к нему в сложные моменты вынужденного бездействия или болезни, в том числе и нервного характера, в периоды острого одиночества и неудовлетворенности собой. Редкие, но пространные записи поздних лет – это буквально прописанное доктором лечение, которое позволяло отвлечься от тягостных мыслей или уменьшить тревогу, обличив ее в слова. Конечно, по ее текстам заметно, что навыками профессионального писателя она не обладала. Ей свойственна частая смена стиля и тона повествования – от интимного, раскрывающего личные переживания, до публицистического, переходящего к официальным панегирикам. Она пробовала себя в разных жанрах, периодически останавливаясь и бросая начатое. Не получив академического образования, Надежда Евсеевна в своих письмах и записках нередко допускала стилистические и орфографические ошибки, за которые в юности ее ругал жених. В 1904 году Петр Добычин писал ей:

      «Не беда еще в частной переписке со мной игнорирование знаков препинания, смешение форм неопределенного наклонения с формой 3-го лица единственного числа, отсутствие правильной синтаксической формы речи, не беда для меня, если ты термин “социалистический” употребляешь вместо “социальный” – я пойму, что ты хотела сказать; не беда, если на скорую руку написанное, без всякой – хотя бы бегло внимательной проверки, письмо не лишено пробелов, неточностей <…> кое-как иногда можно разобраться. Но все это не беда для меня (опять-таки не всегда, конечно), а не для тебя» [4].

      При этом каждая из хаотичных дневниковых записей и переписка с Добычиным говорят больше о характере Надежды Евсеевны, чем мог бы рассказать том собранных, прошедших цензуру и отредактированных воспоминаний. С супругом Надежда была близка, но едва ли могла поделиться всеми чувствами. Она предельно откровенна только сама с собой. Дневнику Добычина полностью доверяла свои переживания, в том числе и детские травмы: «Если вспомнить детство я ни с кем не дружила так, чтобы пойти и все рассказать и случилось это только потому, что слишком рано подруга обманула, так на всю жизнь и осталось…»

      Далеко не всегда у Надежды Евсеевны была возможность и желание рефлексировать и вспоминать, записывая свои мысли. Будучи натурой очень деятельной, волевой, временами властной, Добычина, при всей своей эмоциональности, не чувствовала никакой необходимости обращаться к дневнику в периоды, когда работа кипела, вокруг были друзья и поклонники, а бумага требовалась лишь для хозяйственных заметок, печати каталогов, выставления счетов, планирования экспозиций. Вероятно, у нее просто не хватало времени вести записи. Поэтому если в эпизодических дневниковых заметках Надежда Евсеевна нередко предстает незащищенной, уязвимой, сомневающейся, то ее переписка и факты биографии рисуют нам образ женщины целеустремленной, решительной, страстной. При этом и дневники, и письма – это ткань ее жизни,

4

ОР РГБ. Ф. 420. К. 10. Ед. хр. 16.