Болотная бусинка. Надежда Храмушина

а тысяча девятьсот шестнадцатом году. И были на то причины, и очень веские. Деревенская знахарка Маня Тихонова убедила своих односельчан, что если они и дальше будут зваться Загоребово, то все несчастья, которые на них посыпались, словно снег на голову, так никогда и не закончатся, пока в деревне не останутся только пустые дворы, по которым будет гулять один вольный ветер. Несчастья в деревне начались с того, что крестьянин Иван Подногин зарубил в лесу кикимору. Да, самую настоящую кикимору. Как уж так получилось, что она дала себя увидеть человеку, просто немыслимо. И мало того, что она дала себя увидеть в истинном обличье, так он её ещё и с перепугу топором изрубил. Сорок дней после этого пылали леса вокруг Загоребово. Столько зверья было погублено в пожарах! Только перестали пожары донимать, как откуда-то навалилась саранча, да и сожрала весь урожай на корню. И сам Иван Подногин после этого недолго пожил – заготовлял дрова на зиму, отлетел обух от топорища и раскроил ему голову. Он не сразу помер – недели две бедолага мучился, то приходил ненадолго в сознание, то метался в бреду. Всё прощение у кого-то просил. А батюшку, когда тот пришёл его причастить и исповедовать, он прогнал. Так и умер, не исповедавшись.

      В конце осени в деревне новая напасть – из города приехал брат Кузьмы Садова, да и заразил всю семью брата испанкой. Вымерли все Садовы, их соседи Рогозины, у Конюховых из семьи осталось только двое ребятишек малолетних да бабка старая, и другие Конюховы, их дальние родственники, тоже троих похоронили. Ну ничего, к весне деревня от этой заразы очухалась, да только проклятие кикиморы не думало от них отходить. Не велика и не глубока речка Третья, да весной под лёд разом двое ушли – Галина Тихонова со своим старшим сыном, семилетним Петрушкой. Потом, через месяц, в бане ухамаздалась бабка Акулина Петрова. Потом осенью волк загрыз Тулеева Васю. А уж про то, сколько скота померло в этот год, вообще говорить нечего! Вот тогда Маня Тихонова и начала булындить народ, что надо, мол, деревню по-другому переназвать, чтобы проклятье обмануть, такое ей откровение во сне пришло. Сельчане её поддержали – к тому времени каждая семья уже лиха нахлебалась. Больше года эта канитель продолжалась, пока деревенские прошение составили, пока власть это всё обсудила, да вынесла положительное решение. Появилась на картах старая деревня под новым названием Лосево. А кто такое название придумал, сейчас уже и не вспомнить. Даже в ведомостях про них написали, так и так, деревню преследуют проклятья, вот и надумали крестьяне судьбу обмануть.

      Прижилось в деревне новое её название Лосево, и жизнь потекла в ней своим чередом. Испокон веку деревенский народ там был работящий, детей сызмальства к труду приучали, одних полей с капустой и картошкой вокруг деревни столько было, что глазом не окинуть. Не заскучаешь без дела. Дома в деревне у всех добротные, ни какие-то там развалюшки! И пастбища все рядом, и покосы тоже, трава сочная, стебелёк к стебельку, земля-то – благодатная, чернозёмушко кругом! Как старики говорят – хоть на хлеб намазывай! Конечно, молодое поколение, как и везде, мечтало уехать в город, неспешная деревенская жизнь не всех прельщала. И уезжали в город многие, но некоторые и возвращались. Сейчас в деревне живут одни старики. Доживают свой век, как и их родная деревня.

      У Валериана Петровича Конюхова все его три сына уехали в город, сразу же, как только в армии отслужили. Двое на заводе работали, а старший на стройке. Хорошие сыновья у него, умные, и на работе их ценят, и жёны их хвалят, и дома у них всё в порядке. Только с младшим внуком не всё хорошо, выгнали его из института за недостойное поведение. Такого позора никогда раньше в их семье не было, пьянством не увлекался никто, а уж тем более, в милицию за дебоширство чтобы взяли, да не было такого никогда. Посудили-порядили на семейном совете, да и решили Пашу Конюхова до армии к деду Валериану Петровичу в деревню отправить. На исправительные работы. У деда всегда для него работа найдётся, у него не забалуешь.

      Паша приехал в апреле, когда только снег с полей сошёл, и природа отряхнулась от зимней спячки. На железнодорожной станции дед его встретил на своём видавшем виды «Урале», и поехали они в Лосево. Эти двенадцать километров по распутице Паша запомнил на всю жизнь. Когда доехали они до дома, у Паши из чистого на теле были только глаза, всё остальное было заляпано жидкой грязью. Дед только посмеивался, глядя, как Паша прыгает через лужи до крыльца, в своих уже совсем не ослепительно-белых кроссовках. Кто был особенно рад приезду Паши, так это его бабка, Нина Максимовна. Она с вечера поставила кринку теста, утром пирогов напекла, и сладких, и мясных, и капустных. Щи сварила, кисель, компот, на стол еле всё поместилось. Первые три дня она не давала деду будить любимого внука, пусть поспит, отдохнёт, умаялся с дороги. Дед терпел. Через три дня зыркнул на Нину Максимовну, та отступила, а он разбудил Пашу в пять утра, и началась для Паши его трудовая повинность. С дедом не очень-то поспоришь. Он хоть мужик спокойный, но раз сказал – всё, должно быть сделано. К вечеру, после трудового дня, Паша мечтал только до кровати добраться. Как только его голова касалась подушки – засыпал сразу же. Ноутбук, который Паша привёз с собой, он первый раз открыл только через две недели, когда дед ему выходной дал. Но ничего, потихоньку Паша втянулся в рабочий режим.

      В июне в деревню к старикам