Потерял слепой дуду. Александр Григоренко

ча Александра Григоренко «Потерял слепой дуду» – история глухонемого парня Шурика Шпигулина, от детства и до самой смерти, незаслуженно ранней, нелепой. Основная тональность истории задается с первых строк, когда читатель встречается со змеем февральского ветра, наблюдающим ограбление человека в заводской промзоне – такое, после которого остается этот человек с пробитой головой лежать в снежном кювете.

      Потом – монтажная склейка, и из этой точки неопределенности мы попадаем на много лет назад, чтобы узнать историю этого человека с самого его рождения. Шурик появляется на свет в большой деревенской семье, мать вскоре после известия о его недуге оставляет мальчика, а отец после ее ухода больше внимания уделяет выпивке и другим женщинам, нежели сыну. Но все это ничего, ведь у мальчика есть любящая бабушка, и не одна, а еще деды, дядья, соседи – кажется, вся деревня за него. Так растет он, в каком-то смысле отделенный этой стеной любви от реального мира. Но только выдержит ли он столкновение с ним после падения этой стены? Александр Григоренко считает, что нет. С замиранием сердца наблюдает читатель за валящимися на героя одна за одной невзгодами, со слезами на глазах переживает выпавшие на его долю несправедливости и каждый раз надеется на их счастливое разрешение, веря, что возвращение в рай возможно.

      Жизнь Шурика рушится постепенно, как будто в ногу идет с разрушением привычного мира, происходившим в девяностые. Перестает существовать колхоз, люди все чаще умирают молодыми, редеют некогда большие семьи, прерывается род Шпигулиных. Это не основная тема повести, данная скорее пунктиром, но каждая ее черточка как бы намекает, что остается в жизни все меньше доброты, любви и света, а значит – все меньше шансов на жизнь для таких, как Шурик. Этому сюжетному развитию вторит и само повествование, где от доминирующей точки зрения самого героя автор постепенно приходит ко все меньшему его присутствию в сюжете, и даже смерть его уже происходит за границами произведения, остается лишь известие о ней. Как близкие люди забыли о Шурике, так будто бы забывает о нем и сам текст.

      Образ главного героя явно восходит к образам юродивых в русской литературе – с их неотмирностью, как ключевой характеристикой, которые, в свою очередь, восходят к образу Христа. И с этой точки зрения так же закономерны и несправедливые прижизненные страдания Шурика, и его преждевременная смерть – чем не житие святого?

      Но зачем нужна была автору эта краткая жизнь блаженного, никому за свою жизнь не причинившего зла человека? Зачем отводятся на его долю тяжкие страдания? Все это видится автором одновременно и естественным течением жизни, и в то же время частью какого-то крупного полотна, где за одно событие непременно цепляется другое – и вот смерть уже не трагедия, но повод для разрешения давнего конфликта, за которым, впрочем, по этой логике вещей, снова следует смерть. Как сам признавался Григоренко в интервью, его книги именно «о том, наверное, как устроена судьба. О поиске закономерностей в жизни, поиске алгоритма в хаосе, в который мы погружены»[1]. И об этом же автор предлагает задуматься и читателю, создавая историю, напоминающую одновременно и притчу, и житие.

      «Потерял слепой дуду» – чтение вовсе не оптимистичное, подчас выворачивающее душу наизнанку, но затрагивающее самые глубинные ее струны.

Полина Бояркина, литературовед, главный редактор журнала о современной литературе «Прочтение»

      От автора

ДЛИННЫЕ КОРНИ

      Половина моих предков происходит с Дона, другая – нижегородские крестьяне. Родился я в Новочеркасске, в Сибири живу несколькими годами меньше, чем на свете. Родители делили свою жизнь между Красноярском, Нижним Новгородом и Ростовской областью, и я вместе с ними.

      По мере взросления все больше убеждался в том, что именно поэтому я настоящий сибиряк.

      Типичный сибирский житель, сформировавшийся во второй половине ХХ века, – это русский с самыми далекорастущими корнями и широко разбросанной родней. Он больше других советских граждан тратил на авиа- и железнодорожные билеты.

      И мы тратили, потому как кроме донских и волжских берегов были и Москва, и Кишинев, а к ним – по мере рождений, женитьб и прочих элементов родового разветвления – добавлялись Белоруссия, Винницкая область.

      Само собой, есть и старосибирские русские, в том числе те, чьи предки пришли на Енисей в XVII веке. В Красноярске известны старейшие фамилии – Потылицыны, Суриковы, Кузнецовы, Терских… Но город, особенно большой, равняет людей, внешне они мало чем отличаются от всех прочих.

      Если хочешь увидеть сибиряка примерно таким, каким он был лет двести-триста назад, надо ехать по далеким деревням или хотя бы в Енисейск, и найдешь этот типаж – невысокий, коренастый, большерукий, степенный до медлительности, приветливый, но лучше с ним не ссориться, сам знаю…

      Более дальнее путешествие во времени можно было совершить в старинных селах на Ангаре. Там, исторически совсем недавно, все было другое, далекое от нас – еда, одежда, речь. Видный красноярский ученый рассказывал, как, будучи еще студентом,

1

Григоренко А. К тому, что тебя читают, надо относиться серьезно // Российская газета. 6.10.2014. URL: https://rg.ru/2014/10/17/grigorenko.html (дата обращения: 30.01.2024).