Проклятье Пана. Александр Александров

лет, крепкого телосложения. Мужчина был одет в сермяжный кафтан, коричневого цвета, который был чуть выше колен и подпоясан кожаным ремнем, не широкие шаровары и черные кожаные сапоги. На голове у него была шапка-кучма из овечьей шерсти цилиндрической формы. За плечом висела котомка.

      Погода стояла жаркая, слева стоял лиственный лес, справа простиралось бескрайнее поле.

      – Эй, хлопец! Подвезти тебя? – его догнала повозка, запряженная в старую клячу. На ней сидел пожилой мужчина, лет 60. Одет он был в просторную рубаху, ветхие шаровары, лапти и соломенную шляпу. Седые усы спускались ниже подбородка, а нос сиял как переспелая слива.

      – Подвезите, если не затруднит.

      – Садись в телегу.

      Парень присел на повозку, на ней было набросано сено, создавая иллюзию комфорта. Деревянные колеса и рессоры поскрипывали в майском мареве.

      – Куды путь держишь? – старик раскурил люльку и с прищуром посмотрел на попутчика.

      – Да вот, прабабка у меня в Борковке жила, хочу наведаться, да думаю и в живых-то вряд ли она уже осталась.

      – Да? А сам-то, откуда будешь?

      – С Конотопа.

      – Дня два уже идешь, небось?

      – Да, так и есть.

      – Тебя как звать-то, хлопец? – старик затянулся и выдохнул дым через нос.

      – Петро.

      – А меня дед Юхим. До Борковки около двух верст, скоро будем. Так говоришь, прабабку-то твою звали?

      – Горпина, бабка Горпина.

      – Знаем такую, померла прошлой осенью, уж почти сто лет, а то и больше ей было… Ты вот что Петро, я вижу, ты хлопец не плохой, у меня глаз наметан, вижу людей так сказать. Там у неё остался дом, туды и поселишься, но местным не говори, что она твоя бабка. Не хорошие слухи про неё говорили, да и померла она странно. Все говорили, ведьма, все к пану бегала по ночам.

      – А что за пан у вас, дед Юхим? – Петро достал свою люльку, насыпал табака и раскурил.

      – Живет он обособлено, редко выходит днем на улицу, его так толком никто и не видел. Все боятся его. Никто уж и не помнит его родичей, когда они здесь поселились. – Дед подстегнул кобылу и затянулся. – Говорят, что сам польский король Ян II пожаловал ему это село, еще при той войне. Да ты и не помнишь, тебя и отродясь не было. Война то была между ляхами и москалями. Так вот, продал наш пан московитов ляхам, за что и проклят был, а кем уж не знаю. Вот такие дела.

      – И что же за проклятье-то такое?

      Солнце стояло уже в зените, изумрудная трава по обочине колыхалась от ветра, стрижи нарезали круги в поисках насекомых для своего пропитания.

      – Так никто толком-то и не знает. Говорю же, по ночам бродит, снаряжает повозку и уезжает неизвестно куда и прабабка твоя упокойница вместе с ним. Ну, сейчас то уже один иль со своим слугой, тоже странный тип. Я его один раз за всю жизнь то и видел. Весь бледный, горбатый. Шляпу натянет на глаза, воротник поднимет и все бегом делает. В общем, туда из местных никто не лезет и они к нам то же. Вот такие дела.

      – Да, странные дела у вас тут. – Петро приложил руку ко лбу, прикрываясь от солнца, вперед и показал ветхая избушка, с заколоченной дверью, соломенной крышей и маленькими волоковыми окнами

      – Какие есть. Вон, уже Борковка видна, видишь, хата с краю,– дед показал на дом рукой, там твоя бабка и жила, а теперь и ты там жить будешь. – Подлатаешь не много и порядок. Ты надолго-то вообще?

      – Да как пойдёт.

      – Ну, бывай,– Юхим притормозил повозку, Петро спрыгнул и не спеша пошел к дому. Он обернулся, махнул старику на прощанье. – Ежели что нужно будет, спросишь в деревне меня.

      2

      Петро подошел к двери, оторвал прибитые доски, толкнул дверь и вошел внутрь.

      Маленькие волоковые окна были закрыты задвижками. Петро отодвинул, впуская лучи солнца в избу, дверь оставил открытой, запуская свежий воздух. Изба состояла из одной комнаты, в левом углу стояла не большая русская печь, в центре стоял стол и скамья, два маленьких окна.

      Скинув котомку на стол, Петро огляделся. Он прошел в сени, взял метлу и начал приводить в порядок своё жилище. Вдруг на пороге возникла черная кошка. Петро подозвал ее, взял на руки. Кошка не воспротивилась и сразу замурлыкала, так он ее и оставил ее у себя.

      – Назову тебя Мурка.

***

      – Казимир! Казимир!

      – Иду пан Василь.

      В просторную комнату прихрамывая, вошел высокий, худой человек. На вид около 60 лет. Руки висели как плети, он сутулился, тяжелый взгляд из-под лобья. Это был слуга пана, Василия Анжея. Он был родом из Польши. Во время русско-польской войны он был ранен, его выходили в поместье, да так и остался в нем. Он был самоотверженно верен своим хозяевам.

      – У нас осталось что-нибудь?

      – Нет.

      – Как Горпина умерла, совсем худо стало. Сегодня опять поедешь, привезешь.

      – Слушаюсь.

      Пан Василь сидел в кресле и смотрел на камин, в котором потрескивали дрова. На стенах