Бунт призраков. Адам Перри

одиноким чёрным глазом циклопа, – поднял руку и…

      Щёлк.

      Затвор открылся, электрический разряд метнулся по проволоке, поджёг порошок во вспышке и…

      Бум!

      На мгновение дым и целый водопад искр заполнили комнату, а едкий запах горящей химии ещё долго не выветривался.

      Мистер Спенсер направился в тёмную комнату, обработал фотопластинки, смешал реактивы в лотках и проявил изображение. Затем он вернулся к нам со снимком в руке. На нём были изображены мы с Джоном вместе с духом миссис Тёрнер, будто обнимавшим нас за плечи.

      – Это двойная экспозиция, – объяснил он. – Магия, одним словом.

      Я с удивлением разглядывала своё творение. Размытое лицо и облако ваты пробудили моё воображение, и оно заполнило пробелы, превратив смутные очертания в конкретного человека. Хотя я знала, что это лицо миссис Тёрнер, стоило мне прищуриться, как я видела в нём нашу маму.

      Когда изображение не в фокусе, люди видят то, что хотят.

      У нас ушло несколько недель на то, чтобы понять, сколько порошка нужно использовать для портрета и сколько должна длиться экспозиция лица на чёрной доске, но ту фотографию я сохранила. Это единственная фотография, на которой запечатлены мы с Джоном, с тех пор как умерли наши родители, напоминание о том, с чего всё началось, как мистер Спенсер использовал мою выдумку, чтобы сделать ещё одну двойную экспозицию, а на следующий день наведался к мистеру Тёрнеру и сфотографировал его. Он взял с него в пять раз больше, чем обычно, чтобы тот увидел дух своей супруги. Вскоре новость облетела весь город, и к нам потекли клиенты. Так началась наша новая жизнь, мы путешествовали с места на место, воровали что могли и врали ради собственной выгоды, пока не оказались здесь.

      Сегодня ещё один важный день, от которого многое зависит. Если я не поменяю пластинки, всё потеряет смысл. Я берусь за работу, надеясь управиться побыстрее и выспаться. На подоконнике лежит коробок спичек, я зажигаю лампу и разворачиваю пакет, выкраденный из комнаты Чарльза. Внутри десять фотопластинок, я аккуратно снимаю обёрточную ленту и кладу её на кровать.

      Я перебираю свою стопку фотографий, выискивая самые обыденные лица мужчин и женщин, похожих на всех и каждого. Никаких детей, по крайней мере не сейчас, мы ведь не знаем, кого мы будем фотографировать. Нельзя рисковать. Взрослого каждый терял.

      Вот эта сгодится. И эта. А вот эту в сторону. Слишком заметное родимое пятно на лице. Вот эта идеально подходит. И эта. Да, эта тоже.

      Стопка фотографий растёт, и когда их набирается достаточно, я начинаю вырезать, создавая призраков, – работа кипит.

      В коридоре раздаётся шум, на лестнице стучат шаги. Я замираю, готовясь спрятать пластинки, если в комнату войдут.

      За окном тень скользит по газону – кто-то заходит в уборную. Из двери вырывается пар.

      Я задуваю лампу, жду, пока он вернётся в дом, прежде чем снова зажечь её, затем ставлю лампу на кровать и достаю чёрную доску, раскладывая на ней бумажных призраков. Стеклянные пластинки легко вставляются в мой фотоаппарат, и я выдвигаю