Спящие красавицы. Ольга де Бенуа

изайн обложки, 2024

      ISBN 978-5-0062-7713-7

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Спящие красавицы

      Погоду, женщину и вино

      невозможно заменить

      чем-то примерно тем же.

      Роберт Хайнлайн

      Посвящаю моему другу Каину Л.

      Стихийное бедствие

      Дождь лил 40 дней, и он был нескончаем.

      Все эти дни Ной сидел у окна и смотрел, как вода заливает землю.

      Земля набухала, опьяненная влагой, и не было у нее больше сил пить, а вода все лилась и лилась в ее утомленную утробу, и казалось, что так будет вечно.

      Ною было скучно. Друзья-мальчишки попрятались по домам, и так же, как он, сидели у окна, наблюдая за наводнением. Кто-то читал, кто-то плакал, а кто просто писал стихи, полные воды и мути. Все скучали по лету.

      Ной был отмечен солнцем. У него были огненные волосы, и веснушки рыжими пятнышками разбежались по всему телу. Он любил рисовать птиц в тетрадках, и те летали там разноцветными вихрями, словно пытались вырваться из разлинованных в мелкую клетку страниц.

      – Скажи мне, папа, – сказал Ной, – почему за окном столько дождя?

      Папа Ноя был седым и старым, и он знал все – так казалось Ною. Ной думал, что в седине есть какой-то фермент, отвечающий за мысли, – что-то похожее говорили ему в школе, да он не понял.

      – Дождь льет, потому что стихийное бедствие, – ответил папа. Он читал книгу с голубем на обложке.

      – А стихийное бедствие – это плохо, или бывает хуже? – спросил Ной.

      – Бывает и хуже, – ответил папа.

      – Папа, а что такое «каждой твари по паре»? Бабушка что-то сегодня ворчала об этом.

      – Каждой твари по паре? Ммм. Ну, это значит, что вдвоем быть лучше, чем одному.

      – А мы с тобой вдвоем?

      – Да.

      – И мама тоже с нами вдвоем?

      – Мы все – семья. Нас много, – ответил папа.

      – Ясно, – сказал Ной.

      А дождь все не кончался. Ной думал о лете.

      Гнев

      Этим утром Жоржа будит радио-будильник. Он звенит, как непрошенный гость, долго, настойчиво и неумолимо, теребит его слух, как собака, изголодавшаяся по вниманию и костям. Жорж просыпается с отвращением, неохотно возвращаясь к действительности, которая ничуть не лучше мучающих его обычно кошмаров.

      Каждое утро он открывает глаза с тягостным ощущением собственного бессилия перед наступающим днем. Он просыпается уже уставшим и никуда не годным, его терзают усталость в руках и ногах и знакомая боль в спине. Он лежит так очень долго с закрытыми глазами, мечтая распасться на атомы и раствориться в небытии. Ему кажется, что он упал с чудовищной высоты и разбился и теперь будет лежать так вечно, прикованный к постели, пока не умрет. Он дышит тяжело и слышит старческие хрипы в своей груди, которые говорят его опытному уху, что все еще хуже, чем он думал. Он стремительно мчится навстречу смерти. Как еще назвать старость, с которой не можешь смириться?

      С каждым разом просыпаться становится все труднее.

      Еще труднее Жоржу засыпать. Засыпать в последнее время ему удается только после того, как он немного выпьет. Впрочем, в этом нет ничего страшного, потому что никто этого не видит, а сам Жорж старается не думать о том, что пьет каждый вечер. Ему нужно что-то, чтобы забыться и не думать. Не думать – это все, что у него есть. Если не считать Стефани. Но если думать о Стефани, то Стефани – это именно то, чего у него нет. То, чего ему больше всего не хватает. То, для чего он просыпается каждое утро и живет, несмотря на ужас перед наступающим днем.

      Каждое утро Жорж слушает радио. А как еще узнать о том, что происходит в мире, в котором все будто бы сошли с ума? Радио создает иллюзию того, что в этом мире, наполненном воспоминаниями и пустотой, есть еще кто-то, кроме него. Вот и сегодня эти жизнерадостные, тошнотворно жизнерадостные голоса наполняют пустоту хмурого дождливого утра и создают иллюзию жизни, в которой что-то происходит. Однако радио не дарит ему положительных эмоций. О нет, оно наполняет его бессильной злобой, которая сдавливает ему горло, еще секунда – и он задохнется, и… Он замирает, пораженный тем, как много еще у него осталось сил, чтобы ненавидеть. Сколько раз он сшибал кулаком приемник и потом, кряхтя, долго искал его на полу, в груде битых бутылок и тряпок, которые когда-то были одеждой.

      Однако злоба и ненависть – это не всегда так плохо, как люди привыкли считать. Злость, если называть вещи своими именами, – это тот спасательный круг, который позволяет ему держаться на плаву.

      Сегодня передают интервью с неким Фредериком Сомье, который в последнее время много мелькает по телевизору и ведет активную предвыборную кампанию.

      Сказать по правде, стены этой комнаты душат Жоржа… Ему