Горячее лето 42-го. Владимир Поселягин

женщина приходит с таким желанием, мужчине остается только покориться. Сообщив, что все, нам пора готовиться, а ей велел спать дальше. Когда Корней со своими людьми будет возвращаться после засады, то ее заберут, а вот брать ее с собой я отказался наотрез. Застегнув ремень с тяжелой кобурой, я выбежал на улицу, и забравшись в ИС-3, он первым стоял в колонне на улице, покатил в сторону севшего самолета. Остальные брать не стал, тут метров триста, дальности хватало. А то, что там не госбезопасность, было такое предположение, уверен, пассажиры мерцали, явно раненые. Фара танка вполне освещала самолет, стоявшего рядом Корнея и рядом с ним генерал-майора ВВС РККА. Те о чем-то оживленно общались, и Корней показывал восстановленную руку, задрав рукав до плеча, и, когда они, жмурясь от света, повернулись ко мне, я остановил танк и, подскочив к генералу, доложился. Тот сразу сказал:

      – К штабу моего авиационного корпуса вышла дивизия Песочина. Они помогли отбить атаку моторизованной группы немцев, которая внезапно на нас налетела. По дивизии ходили рассказы о вашей работе, мои особисты за голову схватились, считая это массовым гипнозом. А я поверил, лейтенант, поверил, поговорил с комдивом Песочиным и поверил. У меня сын в самолете горел, ноги ему ампутировали и кисть руки. Я отдал приказ штабу корпуса эвакуироваться, а сам взял транспортный самолет и полетел в Сталинград, там в госпитале у меня сын лежал. Я не мог взять его одного и забрал всех увечных, сколько смог, даже экипаж пришлось оставить, сам за штурвал сел, машина с перегрузом летела. Где ты находишься, я узнал, когда к нам перелетел У-2, и сразу отправился сюда. Я прошу, помоги. Помоги также, как парням Песочина. Сын у меня один.

      – Сделаем, товарищ генерал. Нужно парней в танке устроить, там все и пройдет.

      Генерал чиниться не стал, а вполне помогал, переносил раненых с нами. Подбежал и часовой, что с Корнеем был, он в стороне с СВТ прикрывал начальство, да и остальные скоро набежали. Корней знал, что делать, нож свой имел, наносил раны, и дальше большая аптечка срабатывала. В общем, десять минут, и тридцать шесть бывших покалеченных воинов Советского Союза были излечены. Мужики, зная, как после излечения на жор пробивает, принесли еды, сало, хлеба, квасу, разносолы разные. Так что излеченные парни, все в больничных пижамах, жадно ели. Надо сказать, генерал меня поразил, так среагировать на информацию о возможности излечения и моментом все провернуть, это дорогого стоит. Я же уточнил у генерала. Фамилия у него Лазарев, командир авиационного корпуса:

      – Товарищ генерал, как у вас с топливом?

      Тот общался с сыном, крепким парнем, старшим лейтенантом, на ЛаГГе воевал (теперь их нужно вернуть в госпиталь, чтобы признали годными и вернули в строй, это они и обсуждали), когда я подошел. Он обернулся и, подумав, сообщил:

      – Плохо с топливом, мы бы смогли долететь до аэродрома, где мой истребительный полк дислоцировался, но они уже сменили место стоянки. Да и что там полк, сгорел в боях, семь машин осталось, латаных-перелатаных.

      – У меня есть топливо, в канистрах авиационный бензин для танков. Он вам подойдет?

      – Не совсем то, что нужно, но если мешать с тем, что