Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров. Юрий Бондарев

батареи – Уханова.

      – Зоя… приказываю – в землянку! Уходи отсюда, слышишь? Я туда, к Уханову! – прохрипел Кузнецов и в ту же минуту увидел: Зоя, прикусив вспухшие губы, отбросив санитарную сумку на бедро, боком пошла, потом кинулась к недорытому ходу сообщения, соединяющему орудия.

      – Мне к Чубарикову, к Чубарикову! Может быть, кто еще жив! Не верю, что все… – И она, мотнув волосами, канула в ходе сообщения, не расслышав приказа Кузнецова.

      И он в отчаянии выбежал из огневой площадки, оглядываясь на горящие по краю балки танки, на шевелившуюся за ними самоходку, против которой был бессилен.

      Глава тринадцатая

      – Сто-ой! Куда? Назад, Кузнецов!

      К орудию по высоте берега скачками бежал Дроздовский; густо осыпанные снегом валенки его летели меж сугробов; на белом лице зиял раскрытый криком рот:

      – Наза-ад!..

      За ним, прыгая через воронки, бежали ездовые Рубин и Сергуненков; оба они с суетливой торопливостью озирались на горящие перед батареей танки, на пожар в станице, и Сергуненков то и дело нырял к земле при близких разрывах на берегу.

      – Куда?.. Назад! Назад, Кузнецов! Драпать? Орудие бросил? – накаленно взвился крик Дроздовского. – Почему прекратили огонь? Отходить? Сто-ой!

      Вскидывая пистолет над головой, Дроздовский подбежал, глаза с мутным, безумным блеском, ноздри раздувались, злая бледность разительно выделяла его щетинку, отросшую на щеках за эти сутки.

      – К орудию! – скомандовал Дроздовский, и левая его рука клещами вцепилась в плечо Кузнецова, рванула его к себе. – Ни шагу назад!.. Поч-чему бросил орудие? Ку-уда?

      – Ты – ослеп?.. – Кузнецов с силой стряхнул руку Дроздовского с плеча, быстро взглянул на пистолет, подрагивающий в его правой руке, выговорил: – Спрячь пистолет! Спятил? Посмотри туда! – и указал в сторону орудия Чубарикова, где на огневой позиции, разбрасывая снопы искр, пылал прорвавшийся танк. – Не видишь, что там?..

      Блеснувшим веером низкая очередь прошла по сугробам: из самоходки, укрывшейся за подбитыми танками, заметили, видимо, людей на бугре, оттуда забил по берегу прицельным огнем ручной пулемет.

      – Не стоять!.. Ложись! – предупредил Кузнецов, не ложась, однако, сам, и с удовлетворенной мстительностью увидел, как Дроздовский пригнулся, а ездовой Рубин, оборотив грубое свое лицо в сторону пулемета, грузно присел на крепких коротких ногах; худенький же, длинношеий Сергуненков по этой команде бросился под сугроб и по-пластунски пополз к огневой позиции, под укрытие бруствера, загребая карабином снег.

      – Что ползаешь, как щенок? – выругался Дроздовский и, выпрямясь, ударил его ногой по валенку. – Встать! Все к орудию! Стрелять!.. Где Зоя? Где санинструктор?

      И, сделав шаг к орудию, снова рванул за плечо Кузнецова, недоверчиво впился прозрачными, показалось даже, белыми глазами в его лицо.

      – Куда послал? Здесь она только что была!

      – Побегла она, – откашливался густо Рубин. –