Горячий снег. Батальоны просят огня. Последние залпы. Юность командиров. Юрий Бондарев

путь. Дай проехать!

      – Братцы, сюда начальство какое-то… Две машины!..

      Бессонов пошел на эти разноголосые крики, зная, что в войсках еще мало видели его, на полушубке не было петлиц и генеральских знаков различия, но при виде высокой папахи в толпе постепенно угасала ругань, и чей-то спохватившийся тенорок вблизи произнес:

      – Никак генерал…

      – Кто командир танкового подразделения? – спросил Бессонов не громким, а утомленным, скрипучим голосом. – Прошу доложить.

      Стало тихо. От машины, переговариваясь, подошли член Военного совета Веснин и Божичко. Остановившись, тоже замолчали. Со второй машины прыгали на дорогу автоматчики – охрана.

      Бессонов ждал. Никто не отозвался.

      От темной громады крайнего танка с искрящимися на броне сизоватыми островками снега несло ледяным запахом накаленного морозом металла, прогорклой остылой соляркой. В машине, чудилось, никого не было, не горел свет, танк будто мертво потух. Только в башенном люке зачернело что-то, чуть заворошилось, заслоняя звезды, но оттуда – ни звука.

      – Я говорю, пусть подойдет ко мне командир танкового подразделения, – повторил Бессонов тем же тоном. – Жду.

      – Кого нужно? Ты, пехота, мной не командуй! Лучше объезжай танки стороной, от греха подальше! – отозвался сверху злой голос, и это смутно-черное, выступавшее из башни, заметнее задвигалось по звездам.

      – Ну-ка, слезай к генералу, птичья голова в танкистском шлеме! Чего диалог устраиваешь? – сказал с едкой развеселостью Божичко и, схватившись за железные поручни, вскарабкался на броню, заторопил: – Мигом, мигом! К генералу!

      – К какому еще генералу? Меня на пушку не бери! Не первый день… Генерал с пехотой топает, что ли? А в штабах кто?

      – Давай, давай, милый, рассуждаешь длинно. Прыгай с неба на землю!

      Наверху вспыхнул ручной фонарик, зеленоватым маскировочным светом выхватил из возникшей пустоты неба широкого и огромного, казалось снизу, человека в комбинезоне, надетом, по-видимому, на ватник. Человек медленно вылез из люка на броню, спрыгнул на дорогу.

      – Божичко, посветите ему, – приказал Бессонов. – И подведите его.

      – Давай, давай, парень, поближе, не робей, – сказал Божичко.

      Танкист остановился перед Бессоновым, заметно уменьшившись на земле, но все-таки ростом на голову выше его, неуклюже мешковатый в своей полной форме, возбужденное лицо в разводах копоти, опущенные под светом фонарика глаза подведены чернотой гари, тоже черные подрагивающие губы запеклись. Он тяжело дышал, и почувствовался запах винного перегара.

      – Пьяны? – спросил Бессонов. – Посмотрите на меня, танкист!

      – Нет… товарищ генерал. Норму я… норму… – выдавил танкист, не подымая траурно-черных век, ноздри его раздувались.

      – Номер части и звание? Откуда вы?

      Запекшиеся губы танкиста лихорадочно зашевелились:

      – Отдельный сорок пятый танковый полк, первый батальон; командир третьей роты лейтенант Ажермачев…

      Бессонов