рассмеялась: хорошо, что завела курортный роман, а не таежный… Практически все время их видели вместе, хотя они проживали в разных гостиницах. Одну ночь проводили у него, другую у нее. Персонал терпел – Инесса Петровна была известной персоной, а у ее друга имелись корочки майора милиции. Какой смысл напоминать о правилах, если все равно пройдет под видом служебной необходимости? С каждым днем «необходимость» приобретала все более абсурдные черты. Купались, ели в ресторанах, нежились в постели. Вечерами на закате совершали прогулки, наблюдали, как оранжевый диск светила опускается за горизонт. Оба наслаждались жизнью. Ей было 37, майору – 35. Инесса действительно «работала» поэтессой, имела широкую известность в узких творческих кругах. Ее стихи выходили в поэтических сборниках, альманахах, издавались в журнале «Юность». «Я устала от душной игры, – без пафоса, характерного ее коллегам по цеху, декламировала Инесса. – На душе не проходит зима, не согреют чужие костры, не укроют чужие дома. Сытный ужин себе приготовь, а не светит, не лезь на рожон. Не утешит чужая любовь, нету радости в счастье чужом…» «Неплохо, товарищ Инесса, весьма неплохо, – сдержанно хвалил Андрей. – Но как-то депрессивно, нет? Не по-нашему, не по-советски. А где оптимизм, вера в светлое завтра? Руководящая и направляющая роль партии, наконец? Ты, кстати, в курсе, что нет слова нету?» Инесса смеялась, декламировала дальше: «Я устала от этой зимы, тяжело отдаются шаги, и живу у кого-то взаймы, и растут, как сугробы, долги…» Подобные сочинения были, естественно, не для печати, рождались тоскливыми зимними вечерами. Это был не Пушкин, даже не Анна Ахматова, но чем-то ее строчки трогали. Звучали необычно, печально. Про партию, фабричных девчат и увлеченных работой доярок Инесса тоже писала – не могла не писать, учитывая «специфическую» роль культуры в обществе. И про ударные комсомольские стройки, и про передовое советское общество. Но как-то без огонька, хотя слогом владела, жонглировала словами, превращала тяжеловесные обороты в легкие.
Поездки совершали на машине Светлова – на новеньком ВАЗ-2103, предмете его гордости. Машину он приобрел два месяца назад, следил за ней, регулярно мыл, что-то подкручивал. Эти усовершенствованные «копейки» начали производить только в прошлом году, автомобиль считался чуть не элитным. «Ну, так, на троечку эта “троечка”, – морщила нос Инесса, привыкшая, видимо, у себя в Ленинграде ездить на “Чайках”. – Но я тебе этого не говорила. Отличная машина. Четыре фары впереди, странно, почему не шесть? Ломается, наверное, не часто, ты же сюда доехал? Ты, кстати, в курсе, что она окрашена в цвет навозной мухи?» Андрей возражал: этот цвет только на мухах смотрится не очень, а на машинах – вполне даже…
Дорога, петляющая вдоль скал, пошла под горку. Инесса сказала «ой» и вцепилась в ручку над головой. Шарфик, реющий на ветру, едва не намотался на пробежавший мимо куст. Она втянула его в салон и закрыла окно. Видимо, представила последствия.
– Ты уверен, что
