Невинные дамские шалости. Татьяна Полякова

остановиться. Алька не выдержала и сделала в моей квартире ремонт по своему усмотрению, пока я отдыхала в Крыму. Тона она предпочитает светлые, а обои дорогие. В результате подобных пристрастий квартира стала напоминать сугроб в погожий январский денек. Я пришла в ужас, сказала «спасибо», а потом махнула на все рукой: заниматься переклейкой обоев мне было лень. С обстановкой тоже вышла неувязка, «сугроб» все портил: старая идея не годилась, а новые не спешили появляться, и пока в комнате стояла огромная кровать (ручной работы с инкрустацией) – подарок мужчины средних лет с золотыми руками, который до сего дня повторяет с тоской, глядя на меня: «Надежда умирает последней». Так как живу я на втором этаже, Алька купила шторы на окна (белые, разумеется) и два огромных ковра, один на стену, другой на пол, потому что она вечно мерзнет, а тапок у меня не сыщешь днем с огнем.

      Алька сидела на кровати, слушала Шуберта и смотрела на меня с томлением. Потом предложила:

      – Может, купить тебе диван?

      – Не надо, – испугалась я.

      – Люди приходят, а сесть негде.

      – Почему это? На полу полно места, а для удобства есть подушки, шестнадцать штук. Больше народу квартира все равно не вместит.

      Алька махнула рукой, перевела взгляд на люстру, вздохнула и сказала:

      – Дело есть.

      Я растянулась на кровати, сунув под голову подушку, и лениво спросила:

      – Какое?

      – Важное. У моего завтра свободный день. Прикинь?

      Я прикинула: такое, судя по Алькиным рассказам, случалось нечасто.

      – Хотим закатиться ко мне на дачу.

      – Дело хорошее, – кивнула я, ожидая, что последует дальше; надо полагать, я буду в группе прикрытия вешать Витеньке лапшу на уши и следить за тем, чтобы ситуация не вышла из-под контроля.

      – Мне завтра надо на фабрику ехать, сто километров, – нахмурилась Алька. – Люди ждут.

      – С любимым поедешь? – спросила я, а она разозлилась:

      – Драгоценное время терять?

      – Неужто не поедешь? – ахнула я и даже приподнялась на локте, заглядывая подружке в глаза: пренебрежение к работе – что-то новое, не иначе как безумства любви приобрели опасный размах.

      – Слушай, съезди ты, – предложила Алька, а я в ответ выпучила глаза:

      – Как это?

      – Очень просто, на машине. Приедешь, посмотришь, с народом пообщаешься. Эта встреча ничего не значит, все уже решено, понимаешь?

      – Понимать-то я понимаю, но людям вряд ли понравится, что ты кого-то вместо себя послала, да и Витька может об этом узнать и заинтересоваться.

      – А ты скажешь, что ты – это я.

      – Что ж они, совсем дураки? – не поверила я.

      – С их директором мы общались только по телефону, виделись однажды, два года назад, мельком. Не думаю, что он меня хорошо запомнил. Наденешь мой парик, нацепишь очки, возьмешь мою машину. Я с утра предупрежу, чтоб тебя встретили. А если Витька туда позвонит, ему подтвердят, что я на месте. Хочется