Принц Лестат. Энн Райс

на нее с такой силой, что она буквально жила в них, воображала дядю Лестана своим героем, мечтала снова подняться к звездам вместе с ним, в его объятиях. Подари мне звезды…

      Роуз снова погрузилась в сон. Больше спасения искать было негде.

      Для нее теперь не существовало ни дня, ни ночи – лишь чередующийся ритм звуков деятельности вокруг. Сутолока в палате и в коридоре за дверью, новые голоса: совсем рядом, но приглушенные, неразборчивые.

      А потом с ней заговорил врач.

      Близко-близко, над самым ухом. Голос у него было мягкий, звучный, глубокий, с каким-то странным резковатым акцентом, незнакомым девушке.

      – Теперь ты на моем попечении. Я тебя вылечу.

      Машина «Скорой помощи» куда-то ехала по оживленному городу. Роуз чувствовала каждую выбоину, каждый ухаб. Где-то вдали неумолчно выла сирена. Очнувшись в следующий раз, девушка поняла, что находится на борту самолета. Тетя Мардж негромко с кем-то беседовала, но не с Мюрреем. Голоса Мюррея нигде слышно не было.

      Снова проснувшись, Роуз поняла, что лежит в незнакомой постели, очень мягкой и удобной. Рядом негромко играла музыка – прелестная мелодия из оперетты Ромберга «Принц-студент». «Серенада» – та самая, что когда-то пел Роуз дядя Лестан. Не дави на веки девушки тугая повязка, глаза непременно наполнились бы слезами. А может, они и были полны слез.

      – Не плачь, красавица, – промолвил врач – тот самый врач с акцентом. На лоб Роуз легла гладкая, точно шелк, ладонь. – Наша медицина тебя вылечит. Завтра в это время ты снова будешь видеть.

      Роуз постепенно осознала, что в груди уже не больно. И горло совсем не резало. Впервые за долгое время она смогла нормально сглотнуть.

      Девушка снова задремала, а мягкий, звучный тенор все выводил «Серенаду» Ромберга.

      Утро. Роуз медленно открыла глаза. В окна сочился ясный утренний свет. Наконец сонное одурение покинуло девушку, слетело с нее – точно постепенно, слой за слоем отдернутые вуали.

      Какая красивая комната! Огромное, во всю стену, окно выходило на дальние горы, а между больницей и горами расстилалась пустыня, золотая в лучах полыхающего солнца.

      Спиной к Роуз стоял какой-то человек. На фоне ярких далеких гор и ослепительно-синего неба силуэт его слегка размывался.

      Роуз вздохнула всей грудью и без малейшего усилия повернула голову на подушке.

      Руки у нее были свободны. Она осторожно поднесла их к лицу, коснулась губ – влажных мягких губ.

      Взгляд ее наконец сфокусировался на молодом человеке у окна. Высокий, не ниже шести футов роста, широкоплечий, с блестящими светлыми волосами. Неужели дядя Лестан?

      Не успело имя его сорваться с ее губ, как человек у окна обернулся и подошел к постели. И вправду – вылитый дядя Лестан, только моложе, гораздо моложе. Дядя Лестан в юности.

      – Здравствуй, Роуз, – промолвил он, улыбаясь девушке. – Как хорошо, что ты очнулась.

      Перед глазами у нее вдруг помутилось