Чем мы занимались, пока вы учили нас жить. Иван Бевз

стимулирует готового сдаться спортсмена. Подготовленную домашку стало возможно приобрести за сорок кружков, за шестьдесят – списывание на контрольной по алгебре, за восемьдесят – новый пенал и больше чем за тыщу – телефон-раскладушку.

      В школе все продавалось, вплоть до места за партой рядом с самой красивой девчонкой из класса. Я занимался посредничеством в любых операциях, выступал третейским судьей в вопросах имущества и давал уроки по соточному мастерству. Я плавал в нахлынувшей славе, но мне было мало, мне хотелось сверхславы, признания.

      Был такой парень в школе – Александров, классом старше меня. Мне он не понравился сразу, потому что был богатый, надменный и не умел говорить ни о чем другом, кроме как о себе. Наше знакомство произошло следующим образом. Он подошел, положил мне на плечо руку и проговорил:

      – Привет, Рыжий. Много о тебе слышал. У меня на хате в субботу тусовка. Приходи, будут женщины и алкоголь. Представляешь, как тебе повезло?

      Недолго подумав, я согласился – расширение популярности стоило того, чтобы терпеть александровскую надменность и всех его мажоров-дружков. Он использовал меня в своих кругах как фигурку в коллекции, а я использовал его как трамплин. Бывает, что играешь ты, говорили бандиты в «Бригаде», а бывает, что играют тебя.

      И я стал ходить по тусовкам, знакомиться, чокаться, пригублять. Мои регалии приукрашали, за меня поднимались стаканы, наполненные дорогим вискарем из отцовского мини-бара. В основном все разбавляли вискарь соком и колой, и только один Александров кричал:

      – Плебеи! Ничего вы не понимаете, – кидал в стакан четыре кубика льда и пил чистяком, стараясь при этом не морщиться.

* * *

      В кулуарах александровских тус совершались крупные сделки. Меня спрашивали, могу ли я достать редкую технику, знаю ли я людей, подделывающих почерк завуча и директрисы. Я уже тогда обладал хорошей базой контактов среди игроков. Я подмигивал, как в кино, и полушепотом отвечал: любой каприз осуществим за определенные средства. Забавы ради со мной состязались и в сотках, но быстро уставали проигрывать, шли танцевать, блевать или валяться с девчонками в родительской спальне.

      Я возвращался домой и предавался любимому отныне досугу: пересчету своего капитала. Движение в комнате уже затруднялось от нагромождения картонных коробок, наполненных игровой валютой; где-то среди них пряталась не убранная с Нового года елка.

      Отец, возвращаясь с работы, заглядывал ко мне в комнату и раздражался:

      – Сколько можно собирать этот бесполезный картон! Я, знаешь ли, тоже в свое время коллекционировал марки, монеты – но они все помещались в одном-двух альбомах. А это уже ни в какие!

      Но, переговорив с матерью, понимал, что, по всей видимости, сотки – мой единственный шанс на социализацию, что у меня теперь много друзей и вообще. Что же делать, если сын вырастает Плюшкиным? Надо его принимать! Родители меня принимали и старались задавать всё меньше вопросов. Главное, чтобы человек вырос хороший.

* * *

      Я был не единственным успешным