Узник клятвы. Шрамы. Наталия Иноземцева

Виона. Село вытянулось вдоль узкой, но шумной речушки Прялки. Запахло хлебом, навозом и свежескошенной травой. На плодовых деревьях только начали разворачиваться листья. У Гроу заболели глаза. За годы скитаний он отвык от зелени. Империя элраятов пролегала между двух великих пустынь, они вытягивали из земель все силы. Всматриваясь в пепельные барханы, он говорил себе, что на родине много садов, но воспоминания потеряли краски. Гроу завертел головой, сравнивая открывающиеся виды с размытыми образами из детства.

      Хэдж деловито осматривал село. Никакой ностальгии он, видимо, не испытывал.

      – Где же все люди?

      – То тебе много, барон, то мало, – Медведь, поколебавшись, убрал топор под ноги. – Что станем говорить? На кой бес я потащился в харчевню? Там в праздник даже хмельного не нальют.

      – Предки улыбнутся, слова найдутся. – Хэдж пятерней откинулсо лба черные волосы, виски блеснули сединой. – Дабы вы не сразили люд красноречием, разговоры я возьму на себя.

      Он улыбнулся девушке, вышедшей на крыльцо ближайшего дома с охапкой тряпья в руках. Селянка удивленно распахнула глаза и прижала к груди ношу, пухлые губы приоткрылись. Гроу тоже выдавил улыбку. Щеки незнакомки побелели, румянец схлынул. Подцепив босой ножкой дверь, она забежала в дом. Вспомнив о своих шрамах, Гроу отвернулся.

      Справа от дороги пустые прилавки вяло хлопали на ветру пестрыми тканевыми навесами. Вероятно, здесь проходила ярмарка. Но сейчас было тихо и безлюдно, как ночью, только между деревянных столов бродили куры. Хэдж был прав, село словно вымерло.

      Харчевня «Три дуба» оправдывала название, около нее действительно росли три крепких дуба. Их стволы сплелись между собой, и мощные кроны отбрасывали тень на двухэтажный дом. Внизу здание харчевни украшала роспись со священными белыми животными. Краска кое-где облупилась и потемнела, но изображенного на парадной двери сокола, видимо, решили обновить. Правое крыло птицы ясно светилось на солнце. На лавке у крыльца лежала кисть, выпачканная в белилах, но работа явно была только начата и отложена впопыхах. Гроу и Хэдж переглянулись.

      Дверь «Трех дубов» распахнулась, их встретил курносый слуга с подвижным лицом. Увидев Медведя, он вскинул брови и удивленно моргнул. Затем, словно опомнившись, торопливо отвесил три поклона сразу всем и торопливо раскатал рукава белой рубахи с синей вышивкой на воротнике.

      Гроу натянул перчатки и спрыгнул с повозки. В Вионе правую кисть клеймили осужденным за влечение к детям, мужеложство и насилие над женщинами. И вряд ли, увидев его шрамы, кто-то поверит, что ни к чему из этого он не причастен.

      На зов слуги из харчевни выбежал мальчик и принял лошадей. Уродливый конь отказался идти в стойло. Не обращая внимания на протест мальчика, он зашагал в тень под дубами и лег на траву у края дороги.

      Гроу решил, что конь болен, хотя изможденным и умирающим его сложно было назвать.

      – Проходите, – курносый лакей откинул пестрый полог и пригласил