Братья. Книга 3. Завтрашний царь. Том 2. Мария Семёнова

щунул, и свет дрогнул. Но нет, не причудилось. Ардван записью пометил…»

      – Мартхе… Мы куда путь держим?

      Он очнулся:

      – В Книжницу. И ещё к этим… ну…

      «Забыл? Я – забыл?..»

      – Ты на Затыльную гряду повернул.

      «Смоголь и Сизарь! Мазилы!»

      Райца шёл не один. Он давно уже никуда один не ходил, только с позадицей. Верный служка, Нерыжень, Ардван, временами Сибир. А в котелок и назад его провожала ватага мезонек. Эти зубастые, кого угодно скопом сожрут. А уж крик подымут такой, что пол-Выскирега сбежится. Однажды источника проморгали, довольно!

      «Гайдияр, ныне четвёртый из праведных, был когда-то одиннадцатым. Ни клейма, ни прямой дороги на трон… но где воин, способный победить Гайдияра? Вождя, чей гнев гасит светильники, а голос наполняет широкую площадь, звуча струнами сущего? Если таков одиннадцатый в лествице, каковы же цари?..»

      Непочтительный служка дёрнул за руку. Ознобиша моргнул. Оказывается, они уже свернули в боковой ход.

      Здесь большая стена была изрисована кутасами, важными хасинами, мерно шагающими порядчиками. Виднелась даже глыба пламень-камня в недостроенной палатке и люди, сошедшиеся глазеть.

      Под стеной сидели на корточках двое мезонек. Один – тощий, болезненный, в сосульках тёмных волос, с глазами до того чёрными, что неволей задумаешься, как такими вообще видеть. Второй – покрепче, кудрявый, светленький. Уличные мазилы. Те самые. Умевшие уже к вечеру забавлять горожан стенными рисунками обо всём, про что судачили утром. Оба вскочили, сдёрнули рваные шапки. Переглянулись… преклонили колени.

      «Не мне кланяются, – напомнил себе Ознобиша. – Величию давшего мне достоинство райцы…»

      «Почему я взыскан только письмена рисовать? – горестно задумался Ардван. – Вот бы мне дар облик человеческий запечатлевать, как эти – влёт! Чирк, чирк – готово! Эх…»

      Ознобиша напряжением воли отодвинул прочь тень Гайдияра. Перевёл дух.

      – Служба государю есть верность, честь и почтение, – строго поведал он мезонькам. – Отныне зоркий глаз и рука, взявшая рисовальное сручье, устремятся не к мирской славе и прокормлению, но единственно к доброму имени государя и возвышению Андархайны. Прочие заботы и страсти вам надлежит отрицать, или исполнять напоследок, или отдавать государю… как отдал их я. Нудить вас не хочу, зову доброй волей. Пойдёте со мной?

      Они дружно закивали нечёсаными головами. Осознание тягот пути постигнет их позже, пока они видели только чистый и богатый кафтан Ознобиши, сквозистое серебро на груди и руку, наделявшую съестным. А что рука всегда в пятерчатке, так вон дядьке Слёну тоже оторвало пальцы канатом, эка невидаль…

      Мезоньки, ещё не царские рисовальщики, но уже не уличные мазилы, потянулись за всеми, побаиваясь, слегка отставая.

      – Прежде маялась подземельями, теперь уж вроде люблю, – шёпотом жаловалась Эльбиз. – Иду в город, сама гадаю, доведётся ли снова! Вдруг прямо завтра кончится волюшка? И в Шегардае как ещё будет…

      Нерыжень,