Вавилонская башня. Антония Сьюзен Байетт

тоном.

      – Надеюсь, я говорю не таким тоном.

      – Солидным тоном, дежурным тоном, непререкаемым тоном.

      – Какой может быть тон, когда вы мне слова вставить не даете.

      – Вам на это жаловаться не положено. Вам положено выслушивать.

      – Я слушаю.

      – Я же вас оскорбил. И вы не отвечаете. Так и слышу, как подставляется другая щека. Настоящий служитель Божий – или просто раб Божий. Я же время у вас отнимаю. Ну да вы и сами его попусту тратите – раз Бога нет. Homo homini deus est, homo homini lupus est[4], а вы как собака из старой басни: ошейник холку натер, зато сыта[5]. Скажете, не так?

      – Вы хотите настроить меня против себя, – произносит Дэниел, тщательно подбирая слова.

      – Вы уже против меня настроены. Я же слышу. И раньше слышал. Настроены, настроены – я ведь твержу, что Бог мертв[6].

      – Мертв Бог или нет – я вас слушаю.

      – Вы мне ни разу не сказали, что я, наверно, очень несчастен. Умно. Потому что это не так.

      – Просто я не спешу с выводами, – мрачно отвечает Дэниел.

      – Такой весь справедливый, сдержанный такой, безумствам не предается.

      – «Сказал безумец в сердце своем: „нет Бога“»[7].

      – Так я безумец?

      – Нет. Просто к слову пришлось. Само вырвалось. Считайте, что я этого не говорил.

      – Вы что, и правда ошейник носите?

      – Под толстым свитером. Как и многие сегодня.

      – Благодушие. Душевная анемия. Аномия[8]. А я время у вас отнимаю. Такой вот растратчик чужого времени. Пристаю к вам с Богом, а к вам небось дозваниваются другие безумцы – кто весь в крови, кто накачался секоналом.

      – Совершенно верно.

      – Если Бога нет, они все ничто.

      – Об этом судить мне.

      – Призвание у меня такое – звонить вам и говорить, что Бога нет. Когда-нибудь вы меня услышите и поймете.

      – Что я понимаю, чего нет – не вам судить. Вы меня придумали на свой лад.

      – Разозлились. Вы еще поймете – не сразу, не очень вы сообразительный, – что я звоню и стараюсь вас разозлить, потому что работа у вас такая, призвание: не злиться. Но мне в конце концов удается. Спросите, почему?

      – Нет. Если спрошу, то у себя. Вы меня очень разозлили. Довольны?

      – Думаете, я ребячусь? Нет.

      – Ребячества – не по моей части.

      – Так и есть, разозлился. До свидания. До следующего раза.

      – Как вам будет угодно, – отвечает Дэниел: он и правда рассержен.

      – Железный, – произносит Джинни Гринхилл.

      Она дала это прозвище глашатаю смерти Бога за его голос, деланый, чуть дребезжащий, как у дикторов Би-би-си, с металлическим звоном.

      – Железный, – отвечает Дэниел. – Говорит, хочет меня разозлить. И разозлил. Чего он звонит – не пойму.

      – А со мной он обычно не разговаривает. Это вы ему нравитесь. Мне просто говорит, что Бога нет, и весь разговор. Я ему: «Да, мой хороший» или несу какую-то чушь

4

 Человек человеку бог, человек человеку волк (лат.).

5

 «Ошейником» называют белый пастырский воротник, часть одеяния англиканского священника.

6

 Ср.: «Но когда Заратустра остался один, говорил он так в сердце своем: „Возможно ли это! Этот святой старец в своем лесу еще не слыхал о том, что Бог мертв“» (Ф. Ницше. «Так говорил Заратустра». Перев. Ю. Антоновского под ред. К. Свасьяна).

7

 Пс. 13: 1.

8

 Аномия – переходное состояние общества, когда старая система норм и ценностей разрушена, а новая еще не сложилась; термин введен философом и социологом Э. Дюркгеймом (1858–1917).