Выжига, или Золотое руно судьбы. АНОНИМУС

ых Туркову, блогерами звали только потому, что в приличном обществе у нас сильные выражения до сих пор не в ходу. Правда, приличное общество в последние годы скукожилось донельзя и, по мнению непосредственного начальника Волина полковника Щербакова, в полном составе отражалось в его домашнем зеркале. Для таких ухарей, как Турков, интернет-общественность придумала слово «инфоцыгане». Эта публика за бешеные деньги продавала мечты и билетики счастья потерявшим надежду обывателям, перед которыми маячила ужасающая перспектива всю оставшуюся жизнь выплачивать ипотеку, чтобы, ложась в гроб, с облегчением сказать:

      – Ну уж эту-то квартиру у меня точно никто не отнимет.

      Турков был типичный инфоцыган с уклоном в мануальную терапию. Он не только учил своих подписчиков правильно мечтать, но также обещал отдельным счастливицам незамедлительную беременность после перевода соответствующих донатов на его счет.

      – Чтобы я этого слова больше не слышал! – решительно заявил Волину полковник Щербаков.

      – Какого слова? – не понял Волин.

      – Инфоцыгане, – отвечал полковник. – Это обидно и оскорбительно для настоящих цыган, которые не инфо. Они, как ты понимаешь, цифровыми преступлениями не балуются, они по другой части.

      – А как же их теперь называть? – удивился старший следователь. – Инфояпонцы? Инфофранцузы? Или, может, инфоиндейцы?

      – Зови как хочешь, но чтоб без цыган мне, – заключил полковник. И подумав, добавил: – И вообще без наций и народностей. Зови таких блогеров как-нибудь попроще, например инфожулики.

      И засмеялся, довольный своей изобретательностью.

      Тем не менее, хотя термин «инфоцыгане» теперь сделался словом нон грата, само явление оставалось весьма актуальным. Блогеры, и в частности Турков, резали мирным гражданам подошвы прямо на ходу. Чтобы разоблачить такого, с позволения сказать, ухаря, по мнению старшего следователя, не нужно было даже как-то особенно размышлять: достаточно было взглянуть на его хитрожопую физиономию – и все сразу становилось ясным как божий день. Об этом он, в частности, сказал и полковнику Щербакову.

      Тот, однако, с ним не согласился.

      – Во-первых, – сказал он, – хитрожопая физиономия – это оксиморóн. Ты знаешь, майор, что такое оксиморон?

      – Само собой, Геннадий Романович, – отвечал Волин со скромным достоинством. – Оксиморон – это иностранный агент. На мой взгляд, неважно сочиняет, Пушкин писал гораздо лучше.

      – Это не то, – нахмурился полковник. – Это другой оксиморон. Я тебе говорю про сочетание несочетаемого. Вроде там «горячий снег», «сухая вода», «неподкупный чиновник»…

      Разумеется, старший следователь отлично знал, что такое оксиморон, однако зачем же лишать начальство удовольствия показать свою эрудицию? Начальство надо не критиковать и выставлять дураком, а, напротив, поддерживать в добром расположении начальственного духа. Пусть начальство думает, что оно не только умнее подчиненного, но и лучше образованно.

      – Итак, забудь про хитрожопые физиономии, поскольку это оксиморон, – продолжал свою мысль полковник. – Это во-первых. Во-вторых же и в-главных, помни, что жизнь у некоторых людей настолько трудная, что они рады любой надежде, которую им дадут, пусть даже самой призрачной. И уж, конечно, не будут они вглядываться в физиономию жулика, который им эти самые надежды навевает. Однако всякому жулику рано или поздно приходит что, майор?

      – Маленький пушной зверек? – предположил Волин.

      Полковник Щербаков на это только головой покачал и назвал его утопистом вроде Оруэлла. О том, чтобы жуликам в отечестве нашем пришел пушной зверек, об этом приходится только мечтать. Но по меньшей мере жуликам может прийти укорот со стороны правоохранительных органов. Другое дело, что укорот этот приходит обычно не в тот момент, когда жулики обманывают рядовых граждан, а когда позволяют себе обманывать государство. Например, Федеральную налоговую службу.

      – Не говоря уже про все остальное, – вставил Волин.

      Не говоря про все остальное, согласился полковник.

      Конечно, у постороннего человека, если бы вдруг удалось ему подслушать беседу Волина и Щербакова, возник бы недоуменный вопрос: это что за разговор такой? Откуда взялись эти фривольные интонации, все эти пушные зверьки и оксимороны, когда речь идет о материях государственной важности, причем говорят об этих материях двое госслужащих в одном из самых серьезных заведений нашей отчизны?

      Собственно, такой вопрос и возник однажды у одного штатского знакомого Ореста Волина.

      – Слушай, – сказал знакомый изумленно, – вы всегда так между собой разговариваете? Я думал, у вас серьезное заведение: колесо, дыба, иголки под ногти. А у вас прямо какой-то театр оперетты.

      – Вот именно, театр, – согласился старший следователь. – Видишь ли, дорогой друг, все дело в том, что в нашем крайне серьезном деле очень важна игра. Это при царе Иване Грозном дознание и следствие состояли из череды сменяющих друг друга пыток. Сейчас другие времена, сейчас никого не пытают – во всяком случае, у нас, в Следственном