Персональный детектив. Владимир Покровский

я моторолой и, будучи управляемы, в конечном счете работают на главную объективу моторолы – благополучие людей, находящихся в его мониторной сфере.

      3. Все трагедии, происходящие в мониторной сфере моторолы, заранее им предугадываются, а в некоторых случаях даже намеренно им создаются; но это означает, что любой другой исход имел бы куда худшие для людей последствия.

      4. Итак, моторола все знает, все может и все способен предугадать.

      5. Моторола всегда прав.

      6. Поскольку моторола всегда прав, глупо со стороны разумного человека противопоставлять ему свое мнение.

      7. Для разумного человека глупо не следовать рекомендациям моторолы, даже если эти рекомендации кажутся ему нелогичными.

      8. Абсолютное большинство рекомендаций моторолы принципиально непознаваемо.

      9. Человек может пренебрегать рекомендациями моторолы, однако не следует злоупотреблять этим правом: даже если рекомендации моторолы идут вразрез с человеческой этикой (что случается крайне редко и только в случаях высокой важности – см.), толкают человека на поступок, кажущийся ему аморальным, все равно – неследование рекомендациям моторолы приведет к последствиям более трагическим; ибо что важнее: моралитариат одного конкретного человека или благополучие всех людей в мониторной сфере данного моторолы?

      10. Моторола не может быть аморален, его рекомендации олицетворяют мораль более высокого порядка, чем мораль отдельной личности.

      11. Моторола служит людям, и потому люди должны беспрекословно следовать рекомендациям моторолы, в чью мониторную сферу входит ареал их проживания.

      12. Преступление против моторолы есть тягчайшее преступление против человечества.

      Глава 1. Тауэр

      Пэн‐4 был точно таким, каким Дон неоднократно видел его в информационных стеклах, – старый, поросший мхом замок на полусферическом острове, подпираемом двумя сильно потрескавшимися слонами. Утверждают, что прежде слонов было четыре, но при первом хозяине два каким-то образом откололись и отправились в свободное космическое плавание. Восстановить их тот не удосужился, а Пэн-департамент, перекупив Усадьбу, не собирался этого делать вообще.

      На черном космическом фоне старинный, словно сошедший с бумажных страниц, замок смотрелся дико. Дон сказал себе, что он такой эстетики совершенно не понимает.

      Его тронули за плечо.

      – Подходим. Собирайся, Уолхов!

      Коннет Аршелл – пожилой, лет за сто двадцать, охранник с бульдожьей физиономией, с которым за время после суда они успели чуть ли не подружиться, – терпеливо и внимательно наблюдал за тем, как Дон хлопает себя по карманам в поисках разрешенного мемо; как, обнаружив его, наконец, на свободном кресле рядом с собой, начинает скидывать в стандартную коричневую котомку разбросанные в беспорядке ничего не значащие вещицы. Потом, согласно приказу, Коннет составит рапорт, в котором точно воспроизведет порядок собираемого имущества: носовой платок (с вечными своими насморками Дон никогда не обращался к Врачу и уж тем более к мотороле), странную какую-то игрушку сложной формы и непонятного назначения, строжайше запрещенный, но почему-то не отнятый наркоплейер, еще всякую дрянь. А позже, вернувшись, старый охранник будет рассказывать приятелям и родным, каков он из себя, Дон.

      В общем, ничего такого особенного. Высокий. Худой. Чернявый. Нос горбатый, глаза все время щурит. Не подозрительно щурит, а словно вглядеться куда-то хочет. Хотя, по совести если, куда там вглядываться, когда тебя в Четвертый Пэн отправляют? И сморкается. И все время игрушку свою в руках вертит, не иначе как магия. Повертит-повертит – и отбросит, через минуту искать начинает, злится. То молчит мёртво, то с разговорами приставать начинает. И странные какие-то разговоры. Половина простая, а другую половину ну никак не понять. Лепет идиотический. А, казалось бы, такой известный человек, просто удивительно даже.

      При подходе к Пэну вегикл сильно тряхнуло. Дон поморщился, но ничего не сказал. Он заговорил, когда уже совсем сели.

      – Прощай, Кон, – сказал он охраннику, – больше ты меня не увидишь. Но услышишь обязательно. И скоро. Это я тебе гарантирую. Ты мне понравился, правда.

      Обыкновенная, ровным счетом ничего не значащая формула прощания, распространенная в Северных территориях, прозвучала как признание в уважении. Коннет с достоинством кивнул.

      – Ты мне тоже понравился. Правда, – ответил он, потому что тоже был родом с Северных территорий. – Не скучай там, в Пэне. Не так уж там и дурно. Если только наружу не хочешь.

      – Я хочу, – сказал Дон. – Я всегда наружу хочу. Мне в этом Пэне скучать не придется. Это я тебе гарантирую.

      – Себе гарантируй.

      – Ну, конечно. Себе.

      Пэн‐4, несмотря на архаический вид, относился к числу современных пенитенциарных заведений, где служащие не утруждают себя формальностями. Никто не вышел встречать арестанта, никто из сопровождающих не спустился вместе с ним из вегикла. Входной люк зарос сразу же, как только Дон ступил на швартовочную площадку;