Ведьмин рассвет. Карина Демина

как-то криво, перекашиваясь на один бок. Пальцы разминают затекшие мышцы, а лицо снова кривится.

      И мы с Лютом стоим. Он потому, что стою я. А я сама не знаю, почему не ухожу. Самое ведь время вежливо попрощаться. Зайти еще раз в дом, поискать там фотографии или хоть что-то из моего детства. Закрыть и уехать.

      Кстати, если он маме достался, то сугубо теоретически теперь принадлежит мне? И если так, то надо какие-то бумаги оформлять? Или нет? Я в права наследства не вступала, а там, сколь помнится, срок ограничен. И кому теперь дом принадлежит?

      – Дом, – дядя, если и не читал мысли, то думал в том же направлении, – я на себя оформил.

      Сказал это виновато.

      – Просто, чтобы не пропал. А то как выморочное имущество пошел бы. На тебя перепишу, если хочешь.

      – Нет, – я подумала и поняла, что пусть в этом доме и прошло мое детство, но он все равно… чужой стал? Да и есть у меня уже один.

      И его бросать неможно.

      А этот… этот найдет себе хозяйку. Со временем.

      – Отдай его той, которой он нужен будет, – я вдруг преисполнилась уверенности, что так оно и случится.

      Скоро.

      Весьма скоро.

      Ни одно место не должно остаться без хозяйки. А это ждало… меня? Не знаю. Ждало. Надо будет заглянуть, попрощаться, поговорить с домом, попросить прощения, что бросила, и пообещать, что надолго он одним не останется.

      – Хорошо, – кивнул Дмитрий. А затем задал вопрос, от которого я впала в легкий ступор. – В лес тебя отвести?

      В лес?

      Мне… не надо в лес.

      Или…

      – А есть смысл?

      – Не знаю, – он все же распрямился. – Они людей избегают. Наших. Но если ты их крови, то выйдут. А надо ли тебе встречаться с ними – сама думай.

      Думать.

      Я бы думала… наверное.

      Надо ли?

      Еще одна родня, которая от меня открестилась. Ведь не могли же они знать, что мама осталась она, что меня родила. И если во мне действительно их кровь, то… то не та кровь, которая нужна, раз бросили.

      И тогда логичнее было бы вежливо отказаться.

      Развернуться.

      Поговорить с домом да и уехать. Мне еще на кладбище, в конце-то концов.

      – Отведи, – сказала я зачем-то. – Пожалуйста.

      Лес.

      Лес всегда меня манил. Тот дом, в котором я росла, стоял близко-близко к лесу. Или наоборот, это лес подобрался близко-близко к дому, выпустив любопытных березок, которые перевешивали ветви через старый забор. Лес разослал под ними земляничные полянки, где ягода была сочной и сладкой.

      И я помню, как собирала её.

      В корзинку, но больше все-таки в рот. А кошка, та самая ведьмина трехцветная кошка, забравшись на ветку, приглядывала за мной.

      Сколько мне было?

      Не знаю.

      Знаю, что лес остался прежним. Даже воздух в нем, звенящий хрустальный, такой, который пить хочется. Я и пью, хватаю губами.

      И там, в груди, тяжесть тает.

      Тропинка… и снова из моего детства. Только раньше к ней выбирались грибы. Россыпью лисички, и рыжики еще с хрупкими шляпками и дырявыми ножками. Сыроежки разные, но их я брать боялась, вдруг да перепутаю с поганкой.

      Белые