Всегда подавать холодным. Макс Гаврилов

м моя прабабка, антисанитарию обозных кибиток и невыносимую, удушливую жару, наполненную запахом гниющих ран от расположенных повсюду полевых госпиталей. Они с матерью вернулись в Петербург, и воспитанием моего деда занялся… его дед. Это был семидесятилетний действительный статский советник, его сиятельство граф Андрей Васильевич Рихотин. Живых свидетелей, способных хоть что-то рассказать об этом человеке, естественно, не осталось, но в нашей семье сохранились кое-какие намертво впечатавшиеся в мою голову легенды. Всю свою жизнь мой далёкий предок занимался сыском. Его служба началась ещё до войны с Наполеоном, и, по слухам, передававшимся из поколения в поколение, он имел отношение к самым знаковым и запутанным делам того времени. К несчастью, характер графа Андрея на склоне лет стал властным и жёстким, а поскольку он был одержим идеей уголовного сыска в империи, то всегда мечтал видеть сына служащим Фемиды. Когда же молодой Рихотин выбрал военную службу на флоте, а не гражданскую профессию юриста, старый граф окончательно перестал с ним общаться. Он сделался замкнутым и раздражительным, как все деятельные, но не ко времени состарившиеся люди, и вскоре вышел в отставку. А потом была Крымская война. Граф Андрей тяжело перенёс гибель единственного сына в осаждённом Севастополе, но недавно родившийся ребёнок вдохнул в жизнь статского советника свежие струи воздуха. Старый граф взял внука (моего деда) и невестку на попечение, нанял гувернёра для мальчика и ревностно следил за его воспитанием.

      Павел рос в огромном особняке на Гороховой улице, недалеко от дома, где спустя полвека будет жить Распутин. Мне, человеку конца двадцатого столетия, это представляется поразительным! Детство моего деда прошло вдоль набережной Екатерининского канала, где он с розовыми от мороза щёчками гулял со старым графом. Вот они проходят мимо Казанского собора, и маленький Павлуша Рихотин считает колонны, смешно тыча пальчиком в воздух. Вот они пересекают Невский, городовой почтительно вытягивается во фрунт, а мальчик смотрит голубыми чистыми глазами на серое небо Петербурга. Их идиллия закончится, когда Павлу исполнится девятнадцать. Как и много лет назад, старый граф просчитался, дед решил пойти по стопам своего отца и стать военным. И снова… злоба, неприятие и разрыв. Дело дошло до того, что граф Андрей уехал жить в Швейцарию, но через год умер. Мама рассказывала, что никаких денег он после себя не оставил, то ли швейцарцы всё разворовали, то ли обида его была так сильна. Впрочем, Павлу остался графский титул, особняк на Гороховой улице и чувство вины перед своим дедом. Они больше никогда не увидятся, поручик Рихотин отправится в полк, и смерть графа Андрея в далёкой Швейцарии застанет его на Кавказе.

      Я часто гуляю вдоль канала Грибоедова, бывшего Екатерининского канала, и едва уловимые тени прошлого преследуют меня. Холодное мартовское утро. Сани, в которых едет царь. После нескольких покушений его охраняют. Рядом верховой казачий разъезд. Вот они приближаются к мосту, вокруг много людей. Они приветствуют царя. Взрыв! Оглушённый казак-возница сидит на грязном снегу, вокруг крики, стоны раненых. Царь жив! Он медленно и как-то отстранённо бредёт по тротуару… Его уговаривают уезжать, но он медлит… Бредёт неверными шагами вдоль парапета… Вот от толпы отделяется ещё человек… Снова взрыв!

      Смерть императора потрясла всю Россию. И совершенно непостижимым образом повернула жизнь нашей семьи. Моя бабка была назначена фрейлиной при новой императрице, а Павел Рихотин, уже ротмистр лейб-гвардии Преображенского полка, адъютантом при дворе великого князя.

      Они обвенчаются спустя полгода. Будут очень счастливы в браке, бабка родит шестерых детей, здесь, в Петербурге, появится на свет и самый младший из них – мой отец, Василий Рихотин.

      Дед участвовал в трёх войнах, брал Плевну, пережил крах русской армии в Русско-японскую и окончил службу в штабе генерала Брусилова в четырнадцатом. Революцию он встретил, будучи генералом в отставке. Мама рассказывала, как во время жуткого голода девятнадцатого года бывший генерал-лейтенант, кавалер ордена Святого Владимира, георгиевский кавалер, его сиятельство граф Павел Рихотин выменивал на хлеб и картошку драгоценности жены, бывшей фрейлины Её Императорского Величества Марии Фёдоровны…

      Дед ненавидел новые порядки, но отчего-то с пониманием относился к революции. Никогда не думал об эмиграции. Даже в самые тяжёлые годы бывший граф заявлял: «Корабль, безусловно, тонет. Но я не крыса, я член команды». Уж не знаю, как так вышло, но большевики его не тронули. Впрочем, дед оставался русским солдатом до самой смерти, он добровольно отдал старый особняк под военный госпиталь, добившись лишь, чтобы ему с семьёй оставили три комнаты, и до конца своей блистательной жизни читал лекции в Артиллерийской академии РККА. Он умер от чахотки в двадцать шестом, прожив длинную и наполненную событиями жизнь. В тот день шёл дождь, и крупные капли скатывались по стеклу, казалось, что плакал сам Петроград… Как плакал в тот день по отцу и старший лейтенант Василий Рихотин.

      У меня сохранились его довоенные фотокарточки. Выпускники той самой Академии, где преподавал дед… Отец смотрит на меня чёрно-белым взглядом, полным достоинства. Умное лицо, так выделяющее его из массы простодушных, крестьянских лиц… Гены лейб-гвардии и былое величие сословия…