Экземпляр. Юлия Купор

к тому, – сказал отец, как будто до этого он читал какую-то пространную лекцию о высоких материях, а потом его прервали, хотя никакого изначального разговора-то и не было, – я к тому, что не стоит особо жалеть Женьку. Он сам ко всему этому шел.

      – Ну, шел. Мало ли кто куда идет. Неужели ты не считаешь, что каждый человек заслуживает второго шанса? Шанса на то, что все можно исправить?

      Вместо ответа отец протянул Косте вновь наполненный стаканчик, и на этот раз Костя довольно легко протолкнул в себя его вонючее содержимое.

      – Я как раз таки, – отец помахал пустым стаканчиком в знак подтверждения своих слов, – я как раз таки верю во все эти вторые шансы. Еще как верю. Я тоже считаю, что любому человеку, если он, конечно, не Гитлер и не сосед, который сверлит в семь утра, нужно давать второй шанс. Однажды, Кость, мы с твоей мамой решили, что нам нужен второй шанс. И решили завести второго ребенка. Да, Артемку мы завели, когда поняли, что ты получился у нас не очень.

      – Спасибо, бать, – обиделся Костя и тихонечко икнул.

      – А этот, – отец указал на безмолвный памятник, – как будто провафлил все возможные шансы. Вот и все.

      – У него ничего и никогда не было! – Костя неожиданно для самого себя разозлился. – Он рос, как одуванчик, пробиваясь через асфальт, и существовал вопреки, как тот самый одуванчик. И то, что он остался жив, и то, что его не убили случайно утырки из первой школы, – это чудо. Настоящее чудо. У бездомного пса, что живет на улице, нет будущего. Если только его не заприметит какая-нибудь диснеевская принцесса и не заберет к себе. Часто ли по уральским городкам шляются диснеевские принцессы? Ой, незадача – ни одной не видел. У Женьки тоже не было будущего. Не он себе выбирал эту жизнь. Чудес не бывает.

      – Это не повод угонять чужие машины, – очень тихо, адресуя слова не Косте, но воротнику своего пальто, произнес отец.

      – Что?

      – Забудь.

      И тут Костя произнес фразу, которая давно ждала своего часа. Он хотел задать этот вопрос, еще когда сидел на родительской кухне, но постеснялся. А вот теперь решился.

      – А как он умер-то?

      – А ты совсем ничего не помнишь?

      – Ну, вроде он на машине разбился, и…

      – Ну вот и не говори, что не помнишь! – сказав это, отец громко и с явным удовольствием всхлипнул. – Сопли текут, – зачем-то поделился он крайне важной информацией.

      Костя, который из-за выпитой водки немножко потерялся во времени и пространстве, ничего не ответил, хотя и сам замерз как собака. Ветер вроде как затих, но теплее от этого не стало. На какое-то время воцарилась острая, состоящая из множества мелких колючих секунд, почти мифологическая тишина. Тишину нарушила собака, завывшая где-то на дальнем конце кладбища. Кого-то она оплакивала, очевидно.

      – Слушай… – Костя еле-еле разлепил намертво склеившиеся губы.

      В руке он по-прежнему держал пластиковый стаканчик. А на небе – вот ведь чудо! – звезд определенно прибавилось. Или это опьянение давало о себе знать. Отец забрал у Кости