Красный парфюмер. Новое дело Егора Лисицы. Лиза Лосева

то одного, то другого предмета на столе. Но голос оставался ровным:

      – Не верно. Если я должен отчитываться…

      Я молчал.

      – Меня обвиняют? В чем именно? А если я, допустим, напишу жалобу…

      Я начинал всерьез уставать от этих разговоров.

      – Тогда, мы, допустим, задержим вас еще на несколько часов и опросим после остальных работников. Имеем право.

      Он скривился, как от зубной боли, желчно бросил:

      – О, это просто великолепно! Отрывать меня от дела именно сейчас!

      – Странно рассуждаете, ведь причина не пустяковая. Человек умер, ваш коллега.

      – Прискорбно, несомненно. Но я не Господь Бог, жизнью и смертью не распоряжаюсь. Для покойного Кулагина поделать уже ничего не могу, – он взял себя в руки и говорил спокойно. – А вот производство, которое под моей ответственностью, не останавливалось ни на день! Раньше, до того, как наступил всеобщий социализм.

      – Кое-что вы сделать можете, согласитесь? Например, не запираться сейчас. Чем быстрее мы разберемся, тем лучше для всех. А вы уходите от ответов на рядовые вопросы. Заставляете меня думать, будто что-то утаиваете. Это играет против вас.

      – Выбрали задушевный тон… Ладно. Я знаю, кто вам сказал о наших спорах. Но она, – Нос подчеркнул тоном «она», – преувеличивает. В них ничего особенного нет. – И продолжил спокойно: – Все наши споры касались работы. Нравился он мне или нет, не имело значения. В части производства мы находили компромисс. И доказательство тому то, что я – все еще на своей должности. Накануне же… Какое время вас интересует? – переспросил он.

      – Ну, скажем…

      Я обозначил временной промежуток максимально широко.

      – Хорошо! Так вот, накануне я с ним не встречался и повздорить не мог. Я был в отъезде, в Петрограде.

      – Вернулись вечерним поездом?

      Он, показалось, замялся, но ответил быстро:

      – На фабрику я пришел сегодня утром.

      Увидев, что я делаю пометку в записях, прибавил:

      – Мне были выписаны суточные. Поездка служебная. Можете проверить.

      – Вернувшись домой, чем были заняты?

      – Спал. У меня, знаете ли, престранная привычка спать по ночам! – Он говорил теперь уверенно, настойчиво. – Я отлично понимаю, что раз здесь товарищ Жемчужная – я видел из окна ее автомобиль, – то дело, очевидно, не только в смерти Кулагина. Все бумаги в его кабинете целы? Мне нужно их посмотреть. Я смогу понять, если что-то пропало.

      – Несомненно. Я сам хотел просить вас о том же. Но пока расскажите мне об обстановке на фабрике в последние, скажем, несколько недель. Кулагин не упоминал о новых людях, предложениях, может, знакомствах? Изменилось что-то в его поведении, настроении?

      Он пожал плечами.

      – Я уже говорил, отношений, помимо рабочих, я с ним не поддерживал. Спросите Демина. А лучше Зину, – усмехнулся Нос. И вдруг поднялся. – Это все, что я могу сказать. Вы хотели познакомиться с производством? Я покажу.

      10. Цех одеколонов

      Нос молча зашагал по бесконечным коридорам. Я, чтобы запомнить дорогу, считал