Учебники Судьбы. Один за всех. Алексей Лишний

не вёл дневников. Он и писать не сказать, чтоб любил. Этот мушкетёр безрассудно ввязывался в драки, кутил с друзьями, спасал красавиц, ввязывался в королевские интриги. Весёленький будет год, я вам скажу!

      Уа-ха-ха! Конечно, не сразу, но я догадался, каким будет второй Учебник. И надо же: по счастливой случайности его я тоже читал ещё в пятом классе. Хм… А что я ещё читал в пятом классе? «Айвенго», «Остров сокровищ», «Собор Парижской Богоматери»… Весёленькой будет учёба, я вам скажу!

      Видимо, нас начнут в ускоренном темпе обучать французскому, чтобы за год все прочитали «Три мушкетёра» в оригинале и научились бы использовать моменты из книги как заклинания Судьбы. Многим придётся сложно. Куда сложнее, чем с английским.

      Вместо мисс Шарп кто-то другой станет прилетать на зонтике сквозь дыры-порталы. Группы тоже будут другие. Кто был последним, станет первым. Эх, поломается же система! А ведь в Дормвасе мы так даже на уроки ходили группами, как и на английский. Бардак начнётся полный, как на большой перемене без учителя в классе.

      Не знаю, то ли я лучший ученик в классе, то ли самый сообразительный, но остальные из д’Артаньянов, как по мне, так ещё не догадываются о том, кто они. Говорил после обеда с Юриком – тот в шутку называет нашего Смотрителя Дон Кихотом. Ага, надейся, наивная душа…

      Правда, мне передали, что Янкель в шутку зовёт его «отставным мушкетёром». Знал бы Янкель, что в каждой шутке есть предыстория, которая чем больше, тем нуднее рассказчик. Наверное, он этого не знает. Ну и пусть. Ещё он, наверное, не знает, что Джорг пару раз ночью делал ему усы из зубной пасты, а потом изображал на лиц глупое удивление с утра. Да, Янкель многого не знает, но вот про мушкетёров уже догадывается. Ему бы сложить два и два.

      Впрочем, всего лишь получится четыре.

      Как и четыре мушкетёра…

      Смотритель – это же наш отец. Нет, не тот отец, что дома, и даже не тот Отец, что на небесах. Это старый папа д’Артаньяна, который должен нас научить, прежде чем отправить в Париж с письмом к де Тревилю. Видимо, в этом году соблюдают все правила, так как учит он нас не группой, а любя, как родных сыновей. На каждого у него нашлось время.

      Сегодня было время задушевной беседы. Именно что «задушевной», потому что душа стояла за дверью и молча терпела это унижение свободы и воли. Столько аксиом за час не давали даже на уроках геометрии. Безоговорочные истины про честь настоящего мужчины сыпались из его уст как команды непослушной собаке. И даже возразить было страшно: доводы разума, казалось, вообще чужды человеку, который готов убить за то, что его самого или близкого друга назвали в разговоре лжецом. И даже если друг на самом деле соврал – этот человек всё равно вас убьёт!

      Грустно с ним. Страшно и весело одновременно.

      Я понимаю, это всего-то часть стилистики романа.

      Но вот остальные могут проникнуться жёсткими убеждениями всерьёз. От этого и грустно.

      Не хочу, чтобы в следующий раз после очередных усов из зубной пасты Янкель бы вызвал Джорга на дуэль.

      Второе сентября

      Не