Два случая: Эллен Вест и Лола Фосс. Людвиг Бинсвангер

замолкают и улетают, цветы увядают под ледяным дыханием отчаяния. Теперь смерть больше не кажется ей такой ужасной; смерть – это не некто с косой, а «восхитительная женщина с белыми астрами в темных волосах, большими глазами – сонными и серыми». Единственное, что еще заботит ее, это умирание. «Так прелестно просто вытянувшись лежать и дремать! Тогда все кончается. Больше не нужно просыпаться, работать и что-то планировать. На самом деле за каждым словом у меня скрывается зевота». (Эти и последующие слова – из письма к ее тогдашнему другу-мужчине.) «И каждый день я становлюсь немного толще, старее и уродливее… Если она заставит меня ждать слишком долго – моя большая подруга, смерть, тогда я пойду и буду искать ее». Она говорит, что это не меланхолия, а просто апатия. «Все для меня настолько однообразно и так ужасно безразлично, и я не ведаю ни радости, ни страха… Смерть – самое большое счастье в жизни, если не единственное. Без ожидания конца жизнь была бы невыносимой. Только уверенность, что рано или поздно должен настать конец, немного утешает меня». Она не хочет иметь детей: что ожидает их в мире?

      Осенью того же года Эллен постепенно выходит из депрессии. Она готовится к оборудованию детских читальных комнат по американской модели. Но вместе с новоприобретенной радостью жизни и стремлением к действию сохраняется парализующий ее ужас и отчаяние. Из дневника: «Я долго не вела дневник, но сегодня снова вынуждена открыть свою тетрадь, потому что во мне такое смятение и волнение, что мне нужно открыть безопасный клапан, дабы избежать внезапной необузданной вспышки. Действительно жаль переводить всю эту силу и стремление к действию в неуслышанные слова, а не в достойные поступки. Жаль моей молодой жизни, это грех опустошающий мой здоровый разум. Зачем природа дала мне здоровье и честолюбие. Конечно, не затем, чтобы задушить и подавить, и оставить томиться в оковах обыденной⁸ жизни, а чтобы служить униженной человечности. В железных оковах обыденной жизни: оковах условностей, оковах имущества и комфорта, оковах благодарности и расчета и в самых прочных – оковах любви. Да, это они сковывают меня, удерживают от бурного возрождения, от полного растворения в мире борьбы и жертвы, которого жаждет вся моя душа. О боже, страх делает меня безумной! Страх, который – почти несомненный факт! Сознание, что я в конце концов потеряю все, всю смелость, всю мятежность, всю волю к действию, что это – мой маленький мирок делает меня слабой, малодушной и трусливой?.. Жить? Нет, прозябать! Вы проповедуете уступки? Я не пойду на уступки! Поймите, что существующий социальный порядок извращен, извращен до корней, грязен и гибелен, но вы ничего не делаете, чтобы отбросить его. И у вас нет прав закрывать глаза на плач нищеты и не глядя попирать ногами жертвы нашей системы! Мне двадцать один год, и предполагается, что я должна молчаливо улыбаться, как кукла. Я не кукла. Я человеческое существо с красной кровью и женщина с трепещущим сердцем.