Таежный волк. Вячеслав Шишков

пятнадцать было в артели, – говорит Бакланов.

      – Почему?

      – А разве не видишь? – И он, играя глазами, вопросительно смотрит на меня, как на простофилю.

      Я со всех сил стараюсь разгадать секрет, насколько возможно проницательно ощупываю смущенным взором головни, пепел, землю, небо, облака и никак не могу постигнуть тайны следопыта.

      Бакланов, попыхивая носогрейкой, берет меня за рукав и начинает поучать, как тупого школьника:

      – Гляди… Четыре дырки вокруг костра, значит четыре палки – тагана – были воткнуты в эти дырки, на каждом тагане по чайнику висело, каждый чайник на троих, на четверых, вот тебе четыре раза по четыре – сколько?

      Я быстро сделал удовлетворившую его арифметическую выкладку и, краснея, спросил:

      – Когда же они были? Сегодня, наверно?

      – Ха-ха… Вот так угадал! – Бакланов разгреб сапогом пепел, пощупал землю. – Три дня назад, вот когда.

      – Тоже скажешь, – засмеялся и я. – Подумаешь, какая точность. Может – пять дней, может – четыре… Может – месяц.

      – Нет, в точности три дня. Земля под костром холодная, значит – не сегодня. И не вчера, потому что на углях седой налет сдуло. А три дня назад шел дождь. Если бы до дождя чаевали здесь, пепел смыло бы, – значит – после дождя. Понял?

      II

      Однажды я приехал к Бакланову ранней весной. Отправились в тайгу. Еще кругом снег лежал, лишь на оплешинах и взлобках бурела прошлогодняя трава.

      Нашу охоту прервала жестокая метель. Мы залезли в палатку, а лошадей пустили в тайгу на волю.

      Прошло добрых часа два, метель не унималась. Бакланову наскучило безделье, он взял ружье и вылез из палатки.

      – Жди. Я лошадей погляжу.

      Да и пропал. Ждал-ждал я, сил не стало.

      «Куда, – думаю, – в такую метелицу ушел?»

      Хоть не хотелось выбираться наружу, однако какое-то тревожное чувство заставило меня покинуть походную, такую уютную в непогодь, палатку. Ветер унимался. Снег сыпал густо, не спеша, большими влажными хлопьями. Было мутно кругом и тихо. Очертания тайги за поляной неясно серели, и не понять – лес это или горный кряж? Где ж, однако, Бакланов? Неужели заблудился? Часы мои показывали ровно семь. Еще немного – и ночь прикроет тайгу и небо мраком. А вдруг Бакланов не выйдет вовсе? Вдруг его задрал медведь, или сломал он себе ногу и умирает где-нибудь от нестерпимой боли и отчаяния?

      И мне стало жутко. Мне ж не выбраться одному отсюда. И конечно же я должен погибнуть голодной смертью или пасть жертвой своей неопытности, поставленный лицом к лицу с неотвратимым случаем. Спускавшийся сумрак ослеплял мои глаза и мозг. Сердце мое дрожало, голова пламенела, охваченная роем малодушных предположений.

      И вдруг… Сначала послышался родной такой, милый голос, затем показался и сам Бакланов: вот он, едва видимый сквозь испещренный снежной сетью сумрак, движется на меня, желанно отделившись от загадочной опушки леса.

      – Бакланов! Бакланов! – кричу я весь в радостном каком-то ослеплении.

      – Ну, как? – слышу его ответный голос,