Запретная любовь (сборник). Дмитрий Емец

Потому…

      Потому, что на это у нее просто не хватит сил!

      По дороге она вспомнила, что одета слишком просто: серая юбка, черная кофточка. Почти не накрашена, не надушена, и с головой черт-те что. И все – дочкина истерика. Где уж тут до себя!

      «Наплевать, – решила она, – на все наплевать! Слишком долго я ждала. Слишком долго. Прогонит – ну и ладно. Нет, не прогонит – воспитанный человек не прогонит дочь друга. Выпьем чаю, поговорим за жизнь. Посмотрю на него и уйду. Просто посмотрю. И просто уйду. А если я этого не сделаю… То не прощу себе всю оставшуюся жизнь. Не прощу», – бормотала она, таща дочку за руку и поторапливая ее.

      Лидочка смотрела на мать с удивлением – мама не уговаривает, не обещает шоколадку и мультики. Очень торопится и разговаривает сама с собой.

      Она затолкала дочку в группу и попросила нянечку ее раздеть.

      – Тороплюсь, – посетовала она, – Лида в капризах, и вот на работу… Опаздываю.

      Нянечка тяжело вздохнула.

      – Все они у вас… балованные. Все от жизни хорошей!

      Нюта закивала, чмокнула дочь и выскочила за дверь. Она так бежала к метро, что подвернула ногу – постояла с минуту, скорчившись от боли, и снова заторопилась.

      У метро стояла очередь за апельсинами. Она встала, подумав, что ему хорошо апельсины. От простуды – сплошь витамин С. Ну, и вообще, с пустыми руками…

      Потом ей стало смешно – она едет проведывать больного. Какая глупость! Она едет к нему!

      Потому что не забывала его все эти годы. Потому что, услышав его голос, поняла, что любовь никуда не делась. Просто дремала все это время. А сейчас снова проснулась. И – ей на все наплевать! На то, что она замужняя женщина. Мать. Дочь. Человек с устоями и правилами. Честная женщина! Боже, как это смешно. Наплевать! На все! Ей надо увидеть его и во всем признаться. А если прогонит, то это даже по-своему облегчение. Она сбросит гири и путы со своей души и со своего сердца.

      Да наплевать, что там будет потом. Просто сейчас ей надо его увидеть!

      И больше ни о чем не думать. И еще – спешить. И плевать на марокканские апельсины!

      Гостиничка при военном госпитале оказалась маленькой, затрапезной, похожей на общежитие. Она вошла и увидела женщину, сидящую за столом и пьющую чай.

      – Яворский, – решительно спросила она, – у себя?

      Женщина посмотрела на нее с осуждением, словно раздумывая, кивнула.

      – Второй этаж, тридцатая комната. И давайте свой паспорт!

      Она долго (просто сто лет) листала страницы, потом что-то отметила в своем кондуите и тяжело вздохнула:

      – Идите!

      Нюта кивнула.

      – Спасибо.

      – Имейте в виду, – крикнула ей вслед женщина, – посещения строго до двадцати одного!

      Нюта ничего не ответила и уже взлетала по лестнице.

      У двери с пластмассовым номерком «30» она остановилась, замерла, испугавшись биения своего сердца. Ей казалось, что оно бухает громко, словно огромный литой колокол,