Зоя. Даниэла Стил

брезжил рассвет. Она думала о том, скоро ли вернется государь, войдет ли жизнь в прежнюю колею, – и тут сон спутал ее мысли.

      На следующий день к пятичасовому чаю приехал дядя царя, великий князь Павел, и сообщил, что Николай накануне отрекся от престола в пользу своего брата Михаила, который был просто ошеломлен свалившейся на него властью – он был совершенно не готов взять в свои руки бразды правления. Только Аликс и доктор Федоров понимали, почему Николай не передал трон Российской империи сыну: хроническая и неизлечимая болезнь наследника держалась в тайне. Создано Временное правительство. Аликс молча выслушала эти новости. Ей хотелось только одного – увидеться и поговорить с мужем.

      Назавтра, когда царь приехал в Ставку, в Могилев, чтобы попрощаться с армией, этот разговор состоялся. Аликс позвали к прямому проводу, когда она вместе с доктором Боткиным давала лекарство Анастасии. Царица бросилась к аппарату, надеясь, что он скажет: все ложь, но первые же слова убедили ее, что все, к несчастью, правда, и все кончено – и жизнь, и мечты, и династия. Николай пообещал скоро приехать и, как всегда, с нежной заботой расспрашивал о здоровье детей.

      В воскресенье в Царское Село из Петрограда приехал генерал Корнилов справиться о том, не нуждается ли Аликс в чем-либо. Ее первая мысль была о раненых, за которыми она ухаживала в госпитале, и она попросила генерала помочь им продуктами и лекарствами. Она еще не привыкла к мысли, что это уже не «ее» раненые. Корнилов пообещал сделать все возможное, но что-то в его поведении навело царицу на тревожные мысли – несомненно, худшее было еще впереди. Она приказала Нагорному не отходить ночью от постели наследника и сама долго не ложилась спать. Далеко за полночь она наконец ушла к себе, и в ту же минуту раздался осторожный стук в дверь: Евгения Петровна принесла ей чашку чаю. Она заметила на глазах царицы слезы и погладила ее по плечу:

      – Что я могу сделать для вас, Аликс?

      Царица, сохраняя свой величаво-горделивый вид, чуть качнула головой. «Ничего сделать нельзя», – ответили ее глаза.

      – Спасибо, милая Евгения Петровна, – сказала она вслух. – Я хочу только одного – чтобы Ники вернулся. Мне вдруг стало страшно за детей.

      Евгения чувствовала то же, но не хотела пугать императрицу.

      – Мы все рядом с вами, – сказала она.

      Эти «все» – горсточка верных друзей. А остальные бросили, предали, изменили. Тяжесть становилась непереносимой, но Аликс знала: она должна сохранять твердость духа.

      – Вам надо хоть немного отдохнуть, Аликс. Ложитесь, поспите.

      Царица обвела блуждающим взглядом розовато-лиловые стены спальни.

      – Мне надо... Мне надо... Я должна сегодня ночью сжечь дневники... и письма... Низкие люди могут использовать их против Ники...

      – Ах, что вы... – И сейчас же графиня поняла, что эти опасения далеко не беспочвенны. – Вы позволите мне побыть с вами? – Императрица выглядела такой измученной и одинокой.

      – Нет... Я хочу остаться одна... Простите, графиня.

      – Понимаю... –