Байстрюк. Владимир Василенко

бровь, а в глаз. Ни хрена я не помнил. Точнее помнил, но… что-то совсем не то.

      Я поморщился, растирая лоб кончиками пальцев – голова последние два дня болела не переставая. Лекарства, которыми меня потчевала прислуга, лишь притупили эту боль, переведя из разряда невыносимой в назойливую.

      Отняв ладонь ото лба, я невольно зацепился за неё взглядом, сжал в кулак, снова разжал, разглядывая так, будто видел впервые. Руки у меня крупные, крепкие, чуть мозолистые – владелец их явно не чурался физической работы. И в то же время красивые, породистые – пропорциональные, с длинными аристократичными пальцами.

      Только это не мои руки. И вообще не моё тело.

      Всё это похоже на какой-то затянувшийся кошмар. Когда я очнулся два дня назад в этом доме, с головой, раскалывающейся от нестерпимой боли, то поначалу решил, что потерял память. В мозгу вспыхивали яркие, но разрозненные образы. Удар, полёт, осколки стекла, впивающиеся в кожу, приглушённые крики, доносящиеся будто сквозь толщу воды… Похоже, я попал в какую-то аварию, и едва выжил. Хотя свежих шрамов на теле не наблюдалось. Только голова была перевязана, да и то в первый день.

      Но чем больше проходило времени, тем больше подробностей выяснялось. И тем понятнее становилось, что всё куда хуже. И уж точно запутаннее.

      Начнём с того, что я и правда попал в катастрофу. Поезд, на котором я ехал сюда, в Демидов, сошёл с рельсов уже где-то на подъезде к городу. По сумбурным рассказам прислуги, какие-то заговорщики устроили взрыв. Сотни пострадавших, десятки погибших, и среди них – я сам.

      Да-да, я не просто пострадал. Я умер. А потом был привезён сюда, в имение Аскольда Василевского, который меня и воскресил, используя свой Дар целителя. Или правильнее сказать – некроманта?

      Поначалу это казалось полным бредом. Когда я пытался что-то целенаправленно вспомнить из своей прошлой жизни, у меня ничего не получалось. Однако я не был совсем уж чистым листом – общие представления о реальности, зашитые где-то в базовых слоях памяти, сохранились. И я был уверен, что никакой магии не существует. Мне, конечно, объяснили, что Аскольд – Одарённый в пятом поколении. Или, как их здесь называют – нефилим. Его прадед был придворным целителем при самом императоре, за что и получил дворянский титул. Но я первое время не мог отделаться от мысли, что попал в дом какого-то шарлатана или городского сумасшедшего.

      Однако постепенно я свыкся с мыслью, что в этом мире магия точно есть. Мало того, она занимает очень важное место. Во всём этом ещё предстояло разобраться более детально. Но пока ясно было только одно: магия здесь – это ключ к могуществу. Во всех сферах – от повседневной жизни до экономики и даже политического устройства. Это мне частично успел объяснить сам Аскольд, но ещё больше сведений я почерпнул из библиотеки, к которой он мне открыл доступ в первый же день, устав от моих бесконечных вопросов.

      Вообще, Аскольд был личностью неординарной. Когда-то явно занимал высокое положение и был весьма богат. Но, судя по состоянию поместья, от былой роскоши осталось немного. А ещё в доме не хватало женской руки – князь жил бобылём, с минимумом прислуги и, кажется, сроду не был женат.

      Тем удивительнее, что я, судя по его рассказу, был его сыном, о котором он ничего не знал до последнего времени. И нашёлся я совсем недавно в какой-то отдаленной деревне в Тобольской губернии.

      История очень мутная, тем более что Аскольд утаивает подробности. Кем была моя мать, жива ли она вообще, почему он ничего не знал о сыне, как в итоге узнал. Была даже мысль, что он всё это выдумал, решив выдать подходящего деревенского парня за своего наследника. Он уже стар – на вид крепко за восемьдесят. А передавать имение ему, похоже, некому.

      Однако, разглядывая себя в зеркало, я всё же решил, что он не врёт. Сходство между нами было налицо, особенно если сравнивать со старым портретом князя, висящим в его кабинете.

      Внебрачный сын Василевского был таким же рослым, плечистым, голубоглазым, русоволосым – этакий молодой былинный витязь. Даже борода уже пробивалась – правда, пока короткая. Парню было чуть за двадцать, хотя из-за бороды и крепкого телосложения он выглядел старше.

      Что меня больше всего сбивало с толку – так это то, что в мозгу у меня периодически всплывали странные, незнакомые образы. Какой-то маленький посёлок в промёрзлой тайге… Мохнатые бурые лошади, упрямо тянущие по заметённой колее груженные брёвнами сани… Пышущая жаром топка печи, жадно глотающая искрящиеся от инея поленья… Это явно были чужие воспоминания, доставшиеся от прошлого хозяина тела. О своей же настоящей жизни мне пока ничего не удавалось вспомнить, кроме совсем уж невнятных обрывков.

      Даже имени своего я не знал. Поэтому пришлось принимать то, что есть.

      – Богдан! – Василевский тряхнул меня за плечо, заставив очнуться от воспоминаний. – Да послушай ты меня!

      Он прошелся по кабинету из стороны в сторону. Старые половицы поскрипывали под его тяжелыми шагами.

      – Я верю тебе, – наконец кивнул он. – Допускаю, что воскрешение могло пройти с некоторыми…