На поздних поездах. Саша Городилов

тени развалюх.

      Непонятно, оказались как

      эти жёлтые бараки тут.

      Никогда не видел раньше их,

      и почти упавшую плиту,

      и киоск косой оранжевый.

      Сушится бельё, и половик,

      массовик-затейник, песенник,

      надиктует строки о любви

      к ОВД района Красносельского.

      …и я там был

      за то, что пил.

      2

      Завод дымит. Дымит завод.

      Отрава Екатеринбурга.

      Но из поэтов – никого,

      кто воспевает здешних бурь гвалт.

      Бетонной отдадим плите

      своё тепло, сюда усевшись.

      Я на неделю прилетел,

      но здесь своя давно у всех жизнь.

      Дворов неправильный квадрат:

      начало социальных лестниц.

      Поддатым вышел из двора.

      Что может быть ещё чудесней?

      На перекрёстке зарыдал

      от страха спившийся шарманщик.

      Панельных домиков гряда.

      Всё точно так, как было раньше.

      3

      Я тут накидал тебе строк лабиринт

      о том, что засело поглубже внутри.

      Когда облысеешь, не плачь, не ори:

      навряд ли поможет хороший парик.

      Как вольные птицы, махнули б в Норильск,

      ветрами укрывшись, решившись на риск?

      Что делать, когда не сумел жалюзи

      закрыть, чтоб сберечься от вёсен и зим?

      Сбежавшим мальчишкой по локоть в грязи

      дешёвенький гроб в катафалк погрузи.

      Беги от сплетения труб, арматур

      и помни: обитель найдётся к утру.

      Не страшно, что кеды мозоли натрут.

      Я верю в тебя, одинокий мой друг.

      И если слеза на шершавости щёк

      блеснёт под луною, но долог ещё

      твой путь средь развалин, пещер и трущоб,

      напомню тебе, что ты вновь не учёл.

      От множества яств и от сладости вин

      не будешь ни счастлив, ни полон любви.

      Ты помни, что, если душа и кровит,

      мечта альпиниста – покорность лавин,

      мечта книгочея – в окно фонари.

      Невнятно эпоха с тобой говорит.

      Такси закажи до «Кольцово» на три,

      лети (и обратно билет не бери)

      туда, где за тучей белеет Норильск.

      4

      Берегите сумочки!

      Поутру на ящиках

      в подворотнях сумрачных

      похмелялись сварщики.

      Не подскажет зеркальце,

      вот спросите прежде вы.

      Помечтай, что Ельцин цел;

      помечтай, что Брежнев жив.

      Не по мерке рубище.

      Отливали колокол

      из пород, что тут ещё

      добывали около.

      Прекрати невнятицу

      прогонять сказуемым.

      Городским огням несу

      идеал безумия.

      5

      Если пресса, то жёлтая.

      Под купюрами несколько

      этажей, но пошёл-ка я

      прогуляюсь по Невскому.

      По окраинам ёрзая

      с этажа на этаж, они

      говорили, что пользу яд

      не приносит, и страшные

      муки творчества. Выбелил

      потолки и подъездные

      стены. Нам ли до гибели,

      но уж точно не в Дрездене?

      На краю этой пропасти,

      и закончился синтаксис.

      Отсылаю в Европу стих

      потому за один присест.

      6

      Под глазами круги расширял.

      Расширял под глазами круги.

      Вот четвёртый. За ним – дальше ряд,

      но сперва перепутай с другим,

      не похожим, и чтоб не учёл,

      пусть ухмылка твоя коротка,

      ни предательски узкий зрачок,

      ни пропахшую вереском ткань,

      ни того, что запачкан башмак

      чем-то серым, ни папку в руке.

      После этого падай плашмя.

      Извиняйся. Вставай. Турникет

      через двести шагов. Отсчитай,

      подойдя, девятнадцать секунд.

      Откажись от услуг. Проще так,

      но не