Инктобер. Месяц перемен. Елена Борода

ются списком на весь месяц. Итого 31 рисунок.

      С первого инктобера многое изменилось. Например, сейчас рисовать можно уже не только чёрным, а добавлять другие цвета. И участвуют не только профи, а вообще все, кто хочет. И вообще идея настолько понравилась, что списки стали составлять все кому не лень. Не совсем от фонаря, конечно, а в соответствии со своим диагнозом. То есть увлечением, простите. Поттероманы диктуют одно, этерноманы другое, фанаты «Марвел» на своей волне.

      Марк серьёзный, как входная дверь. Ничем его не расшевелишь. Когда выяснилось, что мы будем учиться в универе на одном курсе, я даже обрадовался. Думал, будем тусить как сумасшедшие, лекции вместе прогуливать, зажигать по вечерам с девчонками. Ну разве мы не заслужили?

      Родители планировали уехать работать в другой город, как только я поступлю в универ. Я поступил, они уже паковали вещи, и тут появился Марк. Это их всерьёз обеспокоило. Они думали, что его нужно будет опекать. Но потом узнали его поближе и поняли, что присматривать за ним необязательно, вполне можно доверить его мне. А ему меня. Так что планы менять не пришлось.

      Квартира, свободная, своя! Да об этом только мечтать можно!

      Но Марк не оценил. Он в самом деле приехал учиться. Вот прям учиться! По-честному.

      Раньше он в селе жил с матерью. Вот вроде деревенщина, а знает обо всём больше меня. Инктобер, например, этот…

      Вообще странно, почему я про Марка именно это вспомнил. Наверное, потому что это был последний раз, когда мы общались по-человечески. Потом пошла такая жесть, лучше не вспоминать.

      Поэтому я здесь, собственно.

      Здесь – это в квартире, оставшейся родителям от бабушки. Они долго думали, продать её или сдавать, но такое старьё мало кому нравится. Так она и стояла до поры, теперь вот пригодилась.

      Тут одна комната с видом во двор, санузел и тесная прихожая, она же кухня. Жильё гостиничного типа – так, кажется. Интернета нет, только мобильный, окно с деревянными рамами, деревянным подоконником, а сверху старомодная гардина. Не деревянная, а из какого-то металла. Чугуна, возможно. Делали раньше чугунные гардины? Условия адские, одним словом.

      Но так надо. Это уже мой челлендж. Настоящий.

      Я всё-таки заглянул на страничку инктобера – список тем этого года уже выложили, и выглядели они слегка безумно.

      Сегодня первое октября. Тема дня – «Разгуливать». Я, конечно, не художник, но задумался. Как это можно нарисовать? Я сегодня не то что разгуливал, я бегал как ошпаренный, закупал продукты и воду. И вчера то же самое. Тридцать один день просидеть взаперти – это серьёзно.

      По-хорошему, я должен уже сегодня сидеть в добровольном одиночном заключении, но пришлось вызывать сантехника чинить унитаз. Ну, потому что без нормального туалета – это уже слишком. Это уже нечеловеческие условия для заключённого.

      К вечеру сантехник закончил работу и ушёл. Оставался ещё кран, который иногда принимался страшно рычать. Но про кран я сантехнику забыл сказать.

      Кое-как прибрался и рухнул на застеленную кровать. Уже стемнело. Я так устал, что даже есть не хотел. Лежал и смотрел в окно.

      Здесь только лёжа, снизу вверх можно было увидеть клочок неба со звёздами. По-другому не получалось – соседский дом так близко, что, кажется, надвинется и раздавит.

      Когда бабушка здесь жила, этого дома ещё не было. А потом построили, девять этажей, блин! А бабушкин муравейник снести то ли забыли, то ли отложили, то ли передумали. Так и живут люди – окно в окно. Адски неприлично!

      Я поворочался, устраиваясь поудобнее.

      Ну, здравствуй, октябрь!

      2 октября

      Тронутый

      Дерево за окном зеленело. Конечно, не так, как летом, всеми листьями. И даже не как в начале сентября, когда в зелёной гуще начинают мелькать одинокие золотистые искорки. Теперь кое-где можно было увидеть длинные золотые пряди, особенно когда налетал ветер и начинал всех причёсывать.

      Берёза стучалась в окно просторной кухни. Варя никогда не думала про неё как исключительно про берёзу. Потому что она была чудо-деревом.

      На ветвях её гостили редкие для города птицы – снегири и свиристели, совы и сычи, поползни и чижи.

      Сокол прилетал. Уселся на дальнюю ветку, сидел долго, а когда заметил, что Варя на него смотрит, уставился в ответ серьёзным и немного сердитым взглядом – ты мне не ровня, девочка!

      А однажды явился настоящий ворон! Большущий и чёрный, как из сказки. Этот даже взглядом не удостоил. Варя, затаив дыхание, смотрела, смотрела на его вороний профиль, стараясь запомнить каждую чёрточку, каждую линию, каждый изгиб пера…

      Чтобы перенести это всё потом на бумагу.

      Так, как надо, всё равно не получилось. Никогда не получалось. Всегда чего-то не хватало. То времени, то вдохновения. То память подводила, упускала какие-то самые важные детали.

      Варя хотела бы рисовать всё время. Особенно птиц! Только с карандашом в руке она чувствовала себя человеком.

      Берёза