Связь без брака. Дмитрий Распопов

слишком сильно ему понравились.

      – Хочешь стать как он?

      Я отрицательно покачал головой.

      – Просто дай себя избить, парни не будут слишком усердствовать, но сделать они это должны, поскольку такой порядок! Обещаешь, что не будет с твоей стороны выкрутасов?

      Мне оставалось лишь кивнуть, становиться опущенным в закрытом социуме, где царят животные порядки и право сильного, было опасно для собственной жизни.

      – Вот и отлично, – обрадовался неизвестный и убрал ладонь от моего рта, – смотри! Ты слово дал!

      Я промолчал и лишь проводил взглядом, как его тень выскальзывает из комнаты в коридор.

      Избили меня под утро, накинув на голову одеяло, и били и правда не так, как это было в первые две ночи, так что на занятия я смог пойти на своих ногах, хотя сопли текли рекой, а температура была, наверно, под сорок. Заодно узнав ещё одно правило интерната: что бы ни случилось, в школе ты должен быть всегда! Причём с полностью выученными и сделанными уроками, поскольку за каждую полученную двойку следовало избиение от старшаков.

      Мы сидели в одном классе, и все учителя по разным предметам приходили к нам, словно роботы отчитывали материал и, расписав домашнее задание, тут же исчезали до следующего урока. Никто с нами не разговаривал, наша успеваемость никого особо не волновала. Главное, чтобы домашка была сделана и тетрадь не изобиловала кляксами от чернил.

      Обратно мы возвращались через столовую, и я снова ощутил разницу между кормёжкой в больнице и здесь. Жидкая баланда, без вкуса, зато с резким кислым запахом давно не стиранных носков, в которой плавали листья капусты и сладкий промороженный картофель, была частым гостем на столах у интернатовцев, поэтому её ели все, у кого не имелось либо блата у директрисы и воспитателей, либо поставок извне. Часть детей здесь была из вполне себе благополучных семей, просто родители уезжали на полугодовые вахты и временно сдавали своих детей в школу-интернат, забирая их по возвращении. Таких здесь не любили, называли «гостями», но почти все с ними старались дружить, поскольку нормальная еда у них была почти всегда, ведь родственники приезжали почти каждые выходные.

      Кашляя, чихая, я лениво ковырялся ложкой в тарелке, искоса посматривая на стол, где находился Редька – парень, одетый в женское платье, имеющий два белых банта на голове и белые гольфы до колен. Для СССР шестидесятых словно чужеродный гость из моего будущего, но тем не менее даже воспитатели делали вид, что его не существует, сидя за отдельным столом и поглощая еду, которую повариха Зина готовила им в других баках.

      «Поговорить бы с ним, – отчётливо сформировалась в голове мысль, – выяснить, как и почему это произошло».

      ***

      Словно волшебник махнул палочкой, когда меня избили в последнюю ночь недельной экзекуции, наутро мою кровать уже окружали десятки подростков. Которые говорили, какой я крутой, и предлагали дружить. На меня сыпались десятки вопросов: кто я, откуда, почему сюда попал? В общем, всё то, что, по идее,