Мальтийский крест. Василий Звягинцев

а у нас бы получилось. Мы бы вас за своего приняли…

      – Вы и это знаете? – Эфенди снова был сбит с позиции.

      Слова те были сказаны наедине с очень верным человеком, тоже мёртвым сегодня. И вот…

      – Зачем удивляетесь? «Ид-диния зай хъяра – йом фи-идак, йом фи-тизак»[49].

      И эти слова Катранджи вспомнил. Их он сказал, с издёвкой, поляку Станиславу, посланному организовывать очередное антироссийское восстание и погибшему вместе с Фаридом от наудачу брошенной тогда ещё поручиком Уваровым гранаты[50]…

      – Дошло, коллега, что наша контора умеет работать? – благодушно спросил Чекменёв, разливая по второй. – А у Блока я другую цитату подразумевал. Вам поближе будет…

      Игорь Викторович откинулся на спинку кресла, окутался табачным дымом и начал читать глубоким голосом почти профессионального декламатора:

      «Наш путь – степной, наш путь в тоске безбрежной,

      в твоей тоске, о Русь!

      И даже мглы – ночной и зарубежной —

      Я не боюсь.

      Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами

      Степную даль.

      В степном дыму блеснёт святое знамя

      И ханской сабли сталь…

      И вечный бой! Покой нам только снится

      Сквозь кровь и пыль…

      Летит, летит степная кобылица

      И мнёт ковыль…

      – Наверное, хватит, – оборвал себя Чекменёв нормальным, даже утомлённо-тихим голосом. – Вы знаете, что дальше было. Не стоит друг друга сверх меры нервировать. «Трактирную стойку» я вам простил, простите и вы мне эти строфы. Там дальше ещё интереснее, если помните. Так что, поговорим за Фарид-бека? Расскажу, ибо мёртвые сраму не имут.

      Мужчина он был, конечно, серьёзный. До поры, естественно. Сначала капитан Неверов в одиночку перестрелял в гостинице «Бристоль» полторы сотни ваших отборных нукеров или аскеров, хрен их знает. Потом прилетели на подмогу наши пацаны из Ставропольского горно-егерского училища. Зачистили прилегающую территорию, как учили, согнали пленных в отдельное помещение. Вот тут Фарид, никак внешне не отличимый от обычных боевиков, не выдержал и начал по-курдски раздавать инструкции. Как себя держать, что отвечать на допросе и его ни в коем случае не выдавать. Иначе и им, и их семьям, и родственникам до седьмого колена «секир башка» и прочие неприятности. Слабость, согласны? Или – трусость и глупость?

      – Отчего же? – возразил Ибрагим. – Нормальное поведение.

      – Для кого как. У нас командир даже взвода первым делом назвал бы себя и принял основную ответственность, попросив отнестись к рядовым бойцам именно как к рядовым.

      – Так то у вас… – ответил Катранджи, но без былого куража.

      – А я о чём? Далее – названный ранее юнкер, осетин, то есть лучший друг россиян на Кавказе, православный, по странному совпадению знающий пять восточных языков (не считая европейских), оказался в нужное время в нужном месте.

      В эту экспедицию попал случайно,

49

Жизнь что огурец: сегодня в руках, а завтра в заднице (араб.).

50

См. роман «Дальше фронта».