Разведка боем. Василий Звягинцев

фронт как минимум до весны, а за это время всякое могло бы случиться. Достаточно вспомнить Кронштадтский мятеж, восстание Антонова, Махновщину…

      Вечером 31 июля они со Слащевым объехали на двух «доджах» расположение готовящихся к сражению войск.

      Все, что видел Алексей, странным образом напомнило ему картины сорок первого года. Измотанные в боях полки численностью от ста до трехсот штыков, артиллерийские батареи с десятком снарядов на орудие, дивизии, равные батальонам, растянутые на семидесятиверстном фронте, отсутствие нормальной связи, абсолютно невыгодная местность. То есть воевать в таких условиях как бы даже и нельзя, бессмысленно, тем более что у противника огромный перевес в силе и, по идее, подавляющее моральное превосходство.

      А вот Марков тогда же, но с другой стороны фронта, считал, что все наоборот – белые сильны, отлично вооружены, от пуза накормлены и горят жаждой перевешать всех рабочих и крестьян, вернуть себе дворцы и имения, вновь посадить на трон царя.

      Нет, боевой дух солдат и офицеров, с которыми успел перекинуться парой слов Берестин, был высок на удивление. И еще он обратил внимание, что вопреки распространенным, не без помощи пресловутого графа Алексея Толстого, представлениям о белой армии, в некоторых полках офицеров не было совсем – только унтер-офицеры, рядовые и вольноопределяющиеся из гимназистов и студентов, кадеты и юнкера.

      – Еще раз вас прошу, Яков Александрович, – сказал Слащеву Берестин, когда они возвратились в Черную долину, где сосредоточивалась предназначенная для нанесения главного удара корниловская дивизия, – выполняйте наш план с немецкой пунктуальностью. Упаси вас бог поддаться азарту. Нам нужно только одно – связать красных боем на намеченном рубеже, удерживать позиции до сигнала, контратаки только имитировать, в случае особенно сильного нажима – медленно отступать. И точно по моему сигналу поднять в атаку корниловцев. На связь я не совсем полагаюсь – сигналом будет серия ракет черного дыма с правого берега. Еще – старайтесь всемерно беречь людей. Даже один к десяти – для нас неприемлемая цена…

      – Будьте спокойны, Алексей Михайлович, это-то я сумею сделать. Лишь бы у вас все получилось.

      В голосе генерала Берестин уловил некоторое сомнение. Ударного батальона Слащев в деле не видел и не знал, можно ли рассчитывать, что тот успешно осуществит намеченное. Да и новоиспеченного коллегу он пока уважал только как теоретика. Грамотного, несомненно, и с характером. Еще Слащев оценил, что каким-то способом Берестин сумел раздобыть карту с полной картиной расположения и численности красных войск на утро сегодняшнего дня. На прямой вопрос тот ответил, что и у большевиков обычные люди служат. Одни до сих пор прикидывают, как все повернется, а другие любят деньги больше, чем коммунистическую идею…

      У поваленной ограды заброшенного хутора немцев-колонистов их встретил худой, высокий, в заломленной черно-красной фуражке генерал