Знамение змиево. Елизавета Дворецкая

даже не думая, что это, ухватился за подсказку, как утопающий за верёвку, и горячо заговорил:

      – Помилуй мя и услыши мя…

      – Тебе рече сердце мое, Господа взыщу…

      – Тебе рече сердце мое, Господа взыщу…

      – Тебе рече сердце мое, Господа взыщу… – оживившись, радостно подхватила Марьица.

      Втроем – Воята и два бесплотных голоса у него над головой, – они дочли псалом до конца.

      – Потерпи Господа, мужайся и да крепися сердце твое, и потерпи Господа![21]

      Даже красиво, успел мысленно отметить Воята – его молодой голос, другой мужской – потише и поглуше, и звонкий голос девчонки, полный ликования.

      Едва прозвучали последние слова, как с упырём случилось нечто. Он присел, выпучил глаза, разинул пасть, раскинул руки. Глаза его погасли, морда почернела. Он вдруг разом стал вдвое толще… а затем лопнул. Волна чёрной крови ударила в невидимую стену и сползла по ней наземь.

      Вскипела вонь, будто рядом вылили бочку протухшей крови – да так оно и было. И осталось только чёрное, влажно блестящее огромное пятно в трёх шагах перед костром.

      – Вот так комар, пёс его в душу… – почти беззвучно прошептал Воята, не веря, что гада избыли.

      Но тут же глаз уловил в стороне новое движение. Он повернул голову – к нему приближался второй упырь, тот, кого он застал уже в избе Меркушки. Он шёл крадучись, по-прежнему маленького роста, но выглядел ещё хуже. Тёмные мешки под огромными глазами навыкате стали ещё больше, вместо носа теперь зиял чёрный провал, брови исчезли, зато рот, огромный, красный и влажный, был открыт, и из него стекала кровь. Казалось, упырь переполнен ею, она не вмещается в его тщедушное тельце и вытекает, как из налитого через край кувшина. Кровь лилась изо рта на горло и грудь упыря, прокладывала красно-чёрную дорожку по его белой погребальной одежде – рубахе и портам.

      – М-Марьица! – окликнул Воята.

      Надо читать, но все затверженные с детства псалмы из памяти как ветром сдуло.

      – Благословлю Господа на всякое время, выну хвала его во устех моих[22]… – послушно начала Марьица.

      В её звонком голоске слышались и страх, и торжество, и гордость – она почувствовала себя могучим воином, первым из строя вступающим в бой.

      – Благословлю Господа… – громче начал Воята повторять за нею.

      А повторяя, думал: видно, то же опустошение памяти случалось и с другими; страх съел из головы всю науку, оставил бегство как единственное средство. И никто не подсказал… Как же подсобил ему Господь, послав Марьицу!

      Маленький упырь был уже у круга, когда его настигли эти словесные стрелы. Остановившись, он замялся, потом сел наземь, опять вскочил. И вдруг… снял с себя голову, размахнулся и швырнул её в Вояту, будто шапку!

      Воята отскочил, едва не упав и не обрушив свой довольно хлипкий навес. Марьица завизжала. Упыриная голова ударилась о невидимую стену и упала наземь. Глаза её по-прежнему смотрели на Вояту, зубы щёлкали. И только глухой, печальный мужской голос продолжал читать:

      – Многи

21

Окончание 26 псалма: «Надейся на Господа, мужайся, и да укрепляется сердце твое, и надейся на Господа».

22

Псалом 33: «Благословлю Господа во всякое время; хвала Ему непрестанно в устах моих».