О времени, о душе и всяческой суете. Джон Браннер

как они сумели заставить себя…

      – Покинуть дома предков, выдернуть корни и устремиться в неизведанные края? – легким насмешливым тоном спросила она. – Это не про них. Они никак не связаны с Сантадорой. Сантадоры не существует. Сантадору построили восемнадцать месяцев назад, а в следующем месяце она исчезнет.

      После молчания, которое, казалось, длилось вечность, я сказал:

      – Наоми, с тобой… с тобой все в порядке?

      – Все замечательно. – Она улыбнулась, и на свету сверкнули ее белые зубы. – Более того, рыбаки не были рыбаками, отец Франсиско – не священник, а Конрад и Элла – никакие не художники, разве что хобби у них такое. Ну, а меня зовут не Наоми, но, раз уж ты привык к этому имени – да и я тоже, – пусть все так и остается.

      Теперь я просто не мог не выпить. Шампанское оказалось превосходное. Никогда не пробовал ничего более совершенного. Жаль только, настроение в ту минуту не позволило мне оценить его по достоинству.

      – Хочешь сказать, вся эта деревня – бутафорская? – требовательно спросил я. – Что-то типа гигантской… съемочной площадки?

      – В некотором роде да. Сценические декорации – так, пожалуй, будет точнее. Выйди на крыльцо и возьмись рукой за узорчатую отделку навеса. Потяни ее посильнее. Она отойдет. Посмотри, что обнаружится на задней стороне. Проделай то же самое с любым другим домом в деревне, у которого такое же крыльцо. Всего их пять. Потом возвращайся, и поговорим серьезно.

      Потягивая шампанское, она скрестила свои великолепные ноги, нисколько не сомневаясь, что я поступлю так, как она велела.

      Я целеустремленно вышел на крыльцо – скорее чтобы перестать чувствовать себя дураком, нежели по какой-либо иной причине. Включил свет – желтую лампочку, болтавшуюся на неумело приделанном гибком шнуре, – и осмотрел резную отделку на кромке навеса. Свет лампочки привлек жужжащих летних насекомых.

      Я дернул кусок дерева на себя, и он легко отошел. Я поднес его к свету и прочел написанное на задней стороне бледными синими чернилами: «Número 14.006 – José Barcos, Barcelona»[1].

      Трудно было сразу решить, как мне на это реагировать. Держа, словно талисман, перед собой кусок дерева, я вернулся в дом и встал над сидящей на стуле Наоми. Хотел было гневно высказаться, но так и не придумал, что сказать, поскольку в этот момент заметил этикетку на бутылке. Это было не шампанское. Я вообще никогда не слышал о фирме с таким названием.

      – Это лучшее игристое вино в мире, – проследив за моим взглядом, сказала Наоми. – Его производят… о, чуть больше десятка бутылок в год.

      Судя по моим собственным вкусовым ощущениям, по крайней мере сейчас она говорила правду. Покачиваясь, я добрался до стула и в бессилии рухнул на него.

      – Не буду делать вид, будто понимаю, что происходит. Я… Но я же не мог провести последний год в месте, которого не существует!

      – Тем не менее так и было. – Хладнокровно держа бокал красивыми тонкими пальцами, она опустила локти на подлокотники грязного стула. – Кстати, ты заметил, что среди насекомых,

1

Номер 14.006 – Хосе Баркос, Барселона (исп.).