Нам можно всё. Мария Высоцкая

я так не думаю! Конечно, я этого не хочу! Но я так зла, что мне хочется сделать ему больно. Хочется протащить через чертов ад, в котором я живу с момента, как он уехал.

      Сама прогнала, знаю. Не случись эта беременность, наши пути навсегда разошлись бы. Я бы смирилась, я бы смогла. Но он даже это испортил. Его гребаные сперматозоиды испортили!

      – Успокойся, – Мот встряхивает меня за плечи. Со стороны может показаться, что просто резко прижимает к себе, но это не так.

      Он больно впивается пальцами мне в кожу, встряхивает, рывком тянет на себя, так, что у меня зубы клацают.

      – Не трогай меня, не трогай, – шиплю ему в лицо. – Я приняла решение. Вот сейчас, увидела тебя и приняла. Завтра же запишусь к врачу.

      – Идиотка бестолковая.

      Его обзывательство хуже пощечины. Вздрагиваю, и слезы мгновенно меня догоняют. Катятся по лицу крупными солеными каплями.

      Хочу подняться и сбежать. Дергаюсь, чтобы встать, но Мот прижимает меня обратно к стулу. Мило улыбается, полностью закрывая меня собой, когда мимо проходит официант.

      – Успокойся, – касается губами моей щеки.

      Часто дышу. Сердце на части рвется. Меня подташнивает. Запахи теперь воспринимаются острее. Да все вокруг воспринимается острее. Я словно не беременная, а инфицированная вампирским вирусом. Еще немного, и захочу человеческой крови.

      – Если бы знал, что ты захочешь меня убить, выбрал бы другое место для разговора, – шепчет, а мне становится дико смешно. – Тут слишком много свидетелей.

      Улыбаюсь. Всхлипываю. Впиваюсь ногтями Матвею в плечи.

      – Пойдем на улицу, Алён.

      Киваю. Хорошо, что Мот сразу расплатился за завтрак и нам не нужно сейчас ждать счет.

      На ступеньках хватаю ртом воздух. Немного попускает. Кажется, стены действуют на меня не слишком хорошо. В помещениях я становлюсь дико нервной.

      Матвей сжимает мою ладонь, вытаскивает сигареты. Вижу, как мажет взглядом по моему животу и убирает пачку обратно в карман.

      – Ты уже делала УЗИ? Ну то, где слышно, как бьется сердце? – спрашивает, разворачивая меня к себе.

      – Нет, – мотаю головой.

      – А сколько…

      Матвей хватает ртом воздух. Его дыхание сбивается.

      – Сколько ему уже? – кивает на мой живот.

      – Шесть недель. Почти семь уже получается, – шмыгаю носом и провожу тыльной стороной ладони по губам.

      Наблюдаю за тем, как уголки губ Матвея заостряются. Он улыбается. Мне мгновенно передается эта его эмоция. Сую руки в карманы куртки, смотрю на Шумакова из-под полуопущенных ресниц, немного раскачиваясь из стороны в сторону.

      – Что тебе сказал врач? – Шумаков спускается на две ступеньки ниже, поворачивается ко мне и запрокидывает голову.

      Теперь мы стоим так, что ему приходится смотреть на меня снизу вверх.

      – Убеждала, что делать аборт – глупость, которая навлечет кучу последствий.

      Матвей хмурится и тоже прячет руки в карманы легкого осеннего пальто.

      – А о ребенке?

      – Не знаю. Не помню, – качаю головой.

      Я