Лихо. Двенадцать железных цепей. Яна Лехчина

великан Даханвар – он был грозен и могуч и, если набирал полную грудь воздуха, мог сдуть с места целый каменный дом. Но наши предки были умны и договорились с Даханваром о мире – они не нападали на его жилище, а он не трогал их деревни. Наоборот, Даханвар угощал их добытой дичью, а люди его – молоком, лепёшками и вином.

      – Мудро, – одобрила Ольжана. – А скажи…

      Раздался стук в дверь.

      Удар, вспомнила Ольжана. Удар, удар. Древесный треск, банный дым, рык и рёв.

      Она стиснула юбку пальцами. Не глупи, велела она себе, сейчас полдень – рановато для Сущности. Но для монахов?..

      Брат Клод ловко спрыгнул с подоконника и прокрался к двери пружинящим кошачьим шагом.

      – Может, не открывать? – предположила Ольжана сипло. Невесело ухмыльнулась: – Или мне полагается через окно?

      Брат Клод обернулся, показал ладонью – всё в порядке, мол. Сделал ещё несколько шагов и прижался к двери ухом.

      Щёлкнул ключом в скважине. Бережно открыл дверь.

      – Дж-жана! – Просиял он, впуская Лале. – Выспался?

      Ольжана выдохнула. Слава Тайным Людям.

      Лале выглядел помятым со сна. Пряди волос надо лбом были влажными – видимо, только умылся. Одетый в один из своих дорожных подрясников, с тростью в руках, он зашёл с лёгким полупоклоном и перевёл быстрый взгляд с брата Клода на Ольжану и обратно.

      – Как… нога? – спросила Ольжана с подоконника. «Ваша» она проглотила в последний момент: едва ли она обращалась к любовнику на «вы».

      – Да, выспался. – Лале кивнул брату Клоду. – Лучше, спасибо. – Это уже Ольжане. – Чем заняты? Развлекаетесь?

      Голос – сухой и усталый. Глаза – чуть сощуренные, внимательные.

      Рядом с братом Клодом он казался ещё более взъерошенным, чем обычно, – осунувшийся, сутуловатый, с разросшейся тёмной щетиной, но на Ольжану всё равно накатила нежность. Как если бы она увидела любимую поношенную вещь – не идёт ни в какое сравнение с новой, красивой, однако ж всё равно своя. И тут же себя укорила: глупое и жестокое сравнение. Лале не вещь, и уж тем более не её.

      – Беседуем. – Брат Клод запер дверь и жестом предложил Лале сесть на кровать. – Ты был на кухне? Нет? Не завтракал?

      – Идти далеко. – Лале опустился на край, вытянул ногу. Снова посмотрел на Ольжану. На брата Клода. Опять на Ольжану. – Какая ты довольная, аж лучишься. Уже не страшно?

      Ольжана улыбнулась: нет.

      – У нас есть еда. – Она указала на блюдо. – Поешь.

      Брат Клод вернулся на подоконник, забрался на него с рысьей ловкостью. В солнечном свете плясали пылинки – келья точно светилась, и брат Клод тоже светился, как и рука Ольжаны, попавшая в солнечную полосу. По сравнению с ними Лале сидел в тени – молча потянулся к блюду, взял лепёшку.

      Ольжана с наслаждением пошевелила пальцами.

      – Кажется, я вас перебил, – заметил Лале прохладно.

      – Совсем нет. – Брат Клод тряхнул кудрями. – Так, болтали о всяком.

      – Про легенды, – встряла Ольжана. – И кубретцев.

      – Чем