Безумные дни в Эстерате. Эрли Моури

что делать мне? – стануэсса присела, прислоняясь спиной к ящику. Положение ужасное: разорванное платье, грудь наружу, вся она в грязи и потеках семени, царапины на коленях, ладонях. Она не могла даже высунуться в таком виде в обеденный зал. Тем более не могла так идти домой: без сомнений Нобастен поймет, что случилось, это будет большой трагедией. О, если бы она могла сейчас оказаться в халфийских банях! Окунуться в прохладную воду мраморной купальни и мылом, мылом смыть всю эту гадость! Эриса провела кончиками пальцев по щеке, липкой от спермы и грязи. Слезинка скатилась с глаза. Другая. Еще и еще… А потом стануэсса заплакала, обхватив себя руками и сотрясаясь от рыданий.

      Когда послышались шаги, Эриса зажала себе ладонью рот, чтобы всхлипы не выдали ее. В светлом прямоугольнике прохода появилось два силуэта: девушка, похоже та самая подавальщица, которая, наверное, давно поставила жаркое для Эрисы на столик. За девушкой какой-то мужчина в сбитом на бок тюрбане. Девушка подошла к перевернутой на бок бочке, легла на нее, задрав юбку. Скоро послышались тоненькое повизгивание девицы, скрип бочки и яростное мужское сопение. А через пару минут в погреб вошел еще кто-то и направился прямиком к госпоже Диорич. С испугом она узнала пекаря Абдурхана:

      – На, возьми. Прости, что платье порвал.

      Наземь упало что-то мягкое. Эриса подняла заплаканные глаза, кивнула. Пальцы вцепились в брошенную тряпку, и она притянула ее к себе.

      – Если хочешь, с меня новое, – продолжил пекарь. – Куплю, какое выберешь.

      – Уйди! – прошипела арленсийка, начиная злиться. Странно, но на ее злость кольцо тоже отреагировало. Эриса снова почувствовала незримую нить, тянувшуюся куда-то небытие, где существовал невидимый сейчас круговорот и существо, назвавшее себя Вауху.

      Абдурхан молча ушел. Вскоре и девица взвизгнула последний раз, в полном удовлетворении сползла с бочки и засеменила следом за своим любовником.

      «Нужно выбираться отсюда. Не сидеть же здесь до утра», – силы возвращались к госпоже Диорич. Отвязав от пояса платок – им она прикрывалась от солнца днем – она принялась оттирать лицо, грудь и верх платья. Затем встала, вытерла ноги и мокрые ягодицы. Все равно платье прилипало сзади. И наверняка она по-прежнему была чумазой, ведь без воды и мыла с таким позором не справится. Развернув тряпку, принесенную Абдурханом, Эриса определила, что это передник, вроде тех, что носили в таверне девушки-подавальщицы. Это кстати. Если надеть его, то она хоть как-то спрячет белевшие из разрыва груди. Надела, отряхивая себя, приглаживая растрепанные волосы и приводя в порядок насколько это возможно. Затем покрыла голову белым платом так, как это делали многие аютанки, пряча полностью волосы, лоб и даже немного глаза. Конечно, платок теперь вовсе не был белоснежным, но есть то, что есть. И нужно выбираться отсюда.

      Выйдя из погреба, Эриса быстрым шагом пошла к входной двери. Увы, быстро уйти не получилось. Сначала пришлось протискиваться между танцующих мужчин, пьяных на столько, что едва держались на ногах. Краем глаза арленсийка