После бури. Фредрик Бакман

раздевалку на другую и продолжил соревноваться с другими во всем: кто сделает больше жимов лежа, быстрее пробежит по лесу, выпьет больше пива на вечеринке. Ханна с самого начала знала, что в один прекрасный день его обаяние может обернуться опасной стороной, те, кто не умеет проигрывать, становятся агрессивными, горячий темперамент приводит к насилию. «Длинный фитиль и много пороха – опасное дело», – говаривал ее свекор. В прихожей стояла ваза, разбившаяся на мелкие кусочки и заботливо склеенная, чтобы Ханна не забывала.

      Йонни вернулся из сада. Он искоса посмотрел на нее, проверяя, не перестала ли она злиться. Их ссоры всегда кончаются так, потому что она замужем за идиотом, который никогда не слушает, и всякий раз что-нибудь разбивается.

      Люди думают, будто он крутой и суровый, но никто, кроме Ханны, не знает, какой он хрупкий и нежный. Когда проигрывает команда Хеда, проигрывает и сам Йонни. Когда весной местная газета написала: «“Бьорнстад-Хоккей” олицетворяет собой все новое и современное, тогда как “Хед-Хоккей” – устаревшее и неактуальное», Йонни воспринял это на свой счет, как будто в газете написали, что вся его жизнь, его взгляды и мнения были ошибкой. Клуб и есть город, а город – это семья, Йонни был предан им беззаветно и ради них пускался на любые крайности. Он всегда выглядел крутым, ничего не боялся и первым бросался в эпицентр катастрофы.

      В том году страну охватили страшные лесные пожары, ни Хед, ни Бьорнстад не пострадали, но в нескольких часах езды от них людям пришлось несладко. Впервые за долгое время Йонни и Ханна с детьми собрались в отпуск, они услышали новость по радио на полпути к аквапарку на юге Швеции. Они поругались еще до того, как зазвонил телефон, а когда раздался звонок, Ханна уже знала, что Йонни развернется и поедет обратно. Дети съежились на заднем сиденье микроавтобуса, им это было не в новинку: скандал, крик, сжатые кулаки. Да, она замужем за идиотом.

      Каждый день Йонни тушил лесные пожары, и каждый день новости по телевизору становились страшнее; по вечерам Ханна притворялась, что все в порядке, но дети засыпали в слезах, а ночью она в одиночестве корчилась от страха перед кухонным окном. Наконец он вернулся домой – возможно, прошла лишь неделя, но казалось, будто два года; он был изможденный и такой грязный, что так никогда и не смог отмыть до конца копоть, въевшуюся под кожу. Ханна видела из окна, как Йонни оставил машину на перекрестке и шатаясь проделал остаток пути до дома пешком – ей почудилось, что в любой момент он может рухнуть, превратившись в кучу пыли. Она побежала к двери, но дети уже увидели папу в окно, слетели по лестнице и столпились перед выходом из дома, спотыкаясь друг о друга и закрывая ей путь. Она стояла у окна, глядя, как они бросились на отца и повисли на его огромном туловище, как обезьянки: Тобиас и Тед обнимали его за шею, Тесс взгромоздилась на спину, а малыш Тюре сидел у него на руках. Отец, чумазый, потный и невероятно уставший, вошел в дом, держа на себе всех четверых так, будто они ничего не весили. Ночью