На службе в Генеральном штабе. Воспоминания военного историка. 1941—1945 гг.. Ф. Д. Воробьев

на голодное состояние, в свободное от службы время мы ходили в здание драматического театра на танцы. Здесь мы встречались со знакомыми девушками. Конечно, нам было стыдно идти в театр в лыковых лаптях и в обмотках, но что поделать, ведь хотелось пообщаться с девушками и потанцевать с ними. Девушек привлекал наш внешний вид – черная красивая рубашка, летние защитного цвета шаровары, но когда они переводили взгляд на обувку, то не могли удержаться от смеха. А потанцевать им тоже хотелось. Были, конечно, и казусные случаи. Часто, вальсируя, кавалер в широких своих лаптях наступал на ногу партнерши. Приходилось извиняться, а девушки при этом стыдливо краснели.

      Ходили мы на танцы и в клуб пригорода – Придачу. Местная молодежь очень ревниво реагировала на наше присутствие, справедливо считая нас соперниками. Был однажды такой смешной случай. Один курсант пришел на Придачу на свидание. Дело было зимой 1922 года. И вот местные парни окружили его с девушкой. Девушку отстранили, а ему скомандовали с разбега нырнуть головой в придорожный сугроб. Невыполнение этой команды грозило расправой. Под громовые раскаты хохота курсант нырнул в снег, а девушка от страха закрыла лицо руками, чтобы не видеть этого издевательства. После этого случая на Придачу мы ходили только группами.

      Где-то в середине декабря 1922 года я получил кратковременный отпуск для поездки к родным, в город Острогожск. Прибыл я домой с вещевым мешком, в котором находилась горстка пшена. Меня встретили радостно, но грустно мне было смотреть на окружающих. Отец, Даниил Яковлевич, первый бросился в объятия. Он еле передвигался. Лицо, ноги, руки опухшие. Братья Митрофан, Виктор, сестры Паня, Ольга – в таком же состоянии. Брат отца Захар Дмитриевич со своим маленьким сыном Сережей выглядели так же. Они ходили по дворам за подаянием. Дядя играл на скрипке, а Сережа тоненьким голосом пел. Вот так была обставлена моя встреча с родными.

      Вдруг отец просит к себе Митрофана и что-то говорит ему на ухо. Тот немедленно покинул нас, что-то прихватил в коридоре и ушел. Возвратился он через некоторое время с куском конского мяса. Какая была радость у всех присутствующих! Отец немедленно заправил большой чугун этим мясом, всыпал туда горстку принесенного мною пшена. И, не дождавшись окончательной готовности, все присутствующие с жадностью уплетали это варево. Как потом выяснилось, недалеко от нашего дома пала лошадь, и вот ее разделывали кто как мог. Достался кусок дохлой конины и моему брату Митрофану.

      Как человеку мало требуется. Надо было видеть лица всех после этой похлебки. Опухшие от голода, эти лица начали говорить и даже смеяться. А Захар Дмитриевич на своей скрипке заиграл «По диким степям Забайкалья». Сережа подпевал, подпевали со слезами и все присутствующие.

      Два дня я пробыл с родными. С тяжелым настроением, грустный и одинокий, отправился я на станцию Острогожск с тем, чтобы вовремя прибыть в школу, в Воронеж. Никто меня из родных не провожал, никто не мог двигаться, не то