Царь Гильгамеш. Дмитрий Володихин

издал невнятное рычание. Кажется, сообразил Бал-Гаммаст, ему не понравилось возложенное поручение.

      – Э-э-э, знаю. Но это очень смышленый мальчик. Рычание повторилось.

      И тут эбих Лан Упрямец преобразился. Что-то в лице у него изменилось. И в позе. Впрочем, лицо, поза – куда ни шло. Но голос! Голос – как у другого человека. Спокойный, холодный, повелительный. Бал-Гаммас-ху захотелось поклониться. Хотя он с детства плохо умел кланяться.

      – Сын мой сотник Пратт! Приказываю тебе неотлучно быть при мальчике. День и ночь. Сотню сдать Алангану. Отвечаешь головой.

      – Да, отец мой эбих… – с удивительной членораздельностью ответил ему Пратт.

      – Если захочет сражаться с мятежниками, позволишь ему. Дашь стрелять из лука и биться мечом. В копейную шеренгу не ставить – убьют. Если он получит хоть одну рану…

      Эбих покачал головой. Не дай Творец, Бал-Гаммаста хотя бы оцарапают.

      – Забирай! Каждый вечер – ко мне в шатер.

      – Отец мой эбих…

      – Что тебе?

      – Отец мой эбих, за кого считать… м-м-м… его?

      – За солдата. Так его отец велел. Все! Лан отвернулся к карте.

      – Вот здесь.

      – Что такое, Балле? – Слова эбиха помимо произнесенного вопроса содержали еще один, непроизнесенный: «Как, ты еще тут, малец?»

      За спиной Бал-Гаммаста сотник тихо сообщил заднице собственной бабушки нечто исключительно важное.

      – Вы встретитесь вот здесь, эбих Лан. – Палец Бал-Гаммаста уперся в точку на пергаменте, совершенно неотличимую ото всех прочих. – Кажется, там должны быть холм и дорога.

      – Бред Балле. Впрочем, твой отец почему-то говорит то же самое…

      Так Бал-Гаммаст познакомился с двумя медведями за один день.

      Сотник проследил за тем, чтобы подопечный лег спать пораньше, и на следующий день поднял его ни свет ни заря. Велел снарядиться, как будто к бою, и сесть на коня. Бал-Гаммаст натянул дорогой доспех, специально сделанный по его мерке и несколько облегченный. Закинул за спину охотничий лук, нацепил бронзовый меч и нож. Впрочем, меч был не намного тяжелее ножа. Взял в руки короткое копье. Возложил на голову шлем с золотой насечкой. А ведь хорош. Гана загляделась бы на него. Бал-Гаммаст представил себе, как она ходила бы вокруг него. Словно бы не обращая внимания, будто бы разговаривая с подружкой, есть у нее отвратительная подружка… так вот, ходила бы вокруг, не рядом, а на расстоянии, но не очень далеко, и бросала такие взгляды, ну такие, словом, как будто ей совсем не интересно, а на самом деле очень даже интересно…

      Сотник Пратт Медведь ходил вокруг него и бросал такие взгляды…

      – Слезай и снимай все это говно. Бал-Гаммаст подчинился. Пока он возился с доспехом, Пратт ласково беседовал с каждым предметом его вооружения:

      – Этим говном не прострелить даже задницу моей бабушки. А этим говном свиньи не заколоть. А в это говно хорошо блевать: золото не тускнеет, начищать не надо…

      Потом позвал солдата из своих и миролюбиво сообщил ему:

      – Ты,