Бабочка, выкованная из стали. Екатерина Островская

в чужие края, не спросили даже…

      – Надолго?

      – Надеюсь, что ей там будет лучше и они вдвоем останутся в дальних краях навсегда.

      – Печально, – вздохнула девушка.

      – Зря вы все близко к сердцу принимаете, – успокоил ее Гончаров. – Они живы – уже хорошо, а если они живут припеваючи, то за них надо только порадоваться. Но вы уж больно печальная сегодня. Платье на вас черное – у вас траур?

      – Платье не черное, а темно-серое и в горошек. Хорошее платьице, кстати, – итальянское. Я его долго искала. Но если вам не нравится – скажите: я его подарю кому-нибудь.

      Подошла очередь.

      – Мне подарите, – предложила кассирша, которая, как оказалось, прислушивается к чужому разговору. – Хотя на меня оно точно не налезет. У вас ведь какой размер? Сорок четыре, а у меня…

      Кассирша вздохнула и внимательно посмотрела на Гончарова, пытаясь вспомнить, где она могла его видеть, и на всякий случай приветливо улыбалась. И наконец вспомнила.

      – Ой, это же вас Ипатьев вчера показывал. – И тут же перешла на шепот: – А я все думаю, как с вами связаться. У меня к вам дело. Дело мое в том… – Кассирша покосилась на спутницу Гончарова и стала шептать совсем уж тихо: – Меня сосед домогается, шантажирует…

      – Чем же он вас шантажирует? – так же тихо поинтересовался Игорь.

      – Он говорит, что все мужу расскажет.

      – Что расскажет?

      – Ну как что. Говорит, что расскажет мужу, что у нас было. Просто он один раз… то есть уже два раза домогся.

      – Так это вам не ко мне, а к участковому.

      – Так мой сосед и есть участковый. Он мне уже который год в любви признается.

      – Так вы в нашем районе живете?

      Кассирша кивнула.

      – Тогда я наверняка знаю вашего ухажера, – сообразил Игорь. – Как его фамилия?

      Кассирша помялась, но все-таки назвала имя:

      – Романов.

      – Романовых у нас двое: какой из них? Есть Романов Николай Второй, а есть еще и Денис Иванович.

      – Денис, – вздохнула кассирша, – такой серьезный с виду.

      – Это только с виду, – начал веселиться Гончаров. – Он однажды составлял протокол осмотра места преступления. Там женщину убили, а он написал: «На раскладном диване в естественной позе лежит стройный труп молодой женщины лет сорока: волосы темные, крашеные, глаза жгучие, полные страсти и мольбы, – одного нет». Потом начальник нашего РУВД приказал вывесить этот протокол на доску объявлений со своей резолюцией. Красным фломастером полковник Жаворонков написал: «Умри, Денис, ты лучше не напишешь!»

      – Ну и что здесь смешного, – удивилась женщина, – чтобы сразу смерти кому-то желать.

      – Никто никому ничего не желает, – присоединилась к разговору Лена, – это Потемкин сказал Фонвизину после премьеры комедии «Недоросль».

      Игорь оплатил товар, взял свой пакет, отошел к выходу и стал оттуда наблюдать за Леной, которая о чем-то оживленно беседовала с кассиршей. Потом она отошла, подняла голову и улыбнулась Гончарову. И тут же смутилась.