БЕСсильный чемпион. Том 5. Григорий Володин

хлопают крылья, внизу проносятся разбитые дворцы, вытоптанные сады и руины глинобитных домиков. Мы несемся прочь из Кандагара. Из множества мест, на необъятной туше города, рвутся ввысь столбы дыма. Ветер смешивает с черными клубами мои дымящиеся волосы.топтанные сады и руины глинобитных домиков. Мы несемся прочь из Кандагара. Из множества мест, на необъятной туше города, рвутся ввысь столбы дыма. Ветер смешивает с черными клубами мои дымящиеся волосы.

      Держу царевича за плечи, пальцы до хруста вминают его кости, ломая и стирая в порошок. Регенерация починит. Гоша ведь демоник…тьфу, позор нашего племени, вот кто он!

      Сморщившись, как сушеное яблоко, Гоша орет. От боли, от страха. Ревущий ветер обжигает его глаза и стегает кожу. Царевич уже минуту, как наложил кирпичей в штаны.как наложил кирпичей в штаны.

      Я одно не понимаю – ЗАЧЕМ?!

      Денег – хоть жопой жуй, почти любая женщина – твоя. А сколько сотен тысяч людей надеются на тебя, сколько в пример ставят детям, сколько восхищаются тобой?! Чем инферно могли купить человека, у которого есть власть и любовь народа? У которого есть всё? Может, он под гипнозом? Может, ему мозги промыли? Разве есть другое объяснение существования настолько опустившейся гниды?

      – Пощади! – плачет сын императора. – Я не хотел стольких губить, но ты был непобедим! Тебя нельзя было сразить без жертв!

      Громовые когти вспыхивают. Молнии разрывают небо, наполняя воздушные высоты синим светом.

      – ОБЪЯСНИ.

      – Я лишь хотел любви отца! – с ужасом визжит он. – Хотел, чтобы он гордился мной, как Владимиром! Хотел быть любимым сыном! Пойми! Будь милосерден!

      Треск…

      Хрустит ключица, растертая стальным сжатием в пыль.

      – ВОТ. МОЕ. МИЛОСЕРДИЕ.

      Гремят вспышки разрядов. Молния задевает хвостом цесаревича. Он дергается, взвывая:

      – И-А-А-Р-Р!

      Голова мотается из стороны в сторону, зубы лязгают. Волосы дымятся.

      – А-А-А-Р-Р-А!

      Подвешенный над рубежом разбомбленного города, царевич содрогается в дерьме – сам кусок такого же дерьма, – кричит и визжит, голос распадается на хор жалких звуков: плач, стоны, хрипы. Псих-шторм бушует, бьет волнами по сознанию жалкого утырка, сводя его с ума. Грохочущий напев сияющих молний сопровождает страдания.

      – Волки! – кричит Гоша, пытаясь переорать шум и рев стихии. – Синие волки летают повсюду!

      В играх света и ветра, правда, чудятся оскаленные вытянутые пасти. Истеря, Гоша роняет слезы на вывороченные бомбежками фундаменты – останки древних строений.

      – Не отдавай меня им! Не отдавай!

      Тем временем мы покидаем Кандагар.

      Ныряю с неба в окопы с нашими. Из восстановленного дота высовываются мои дружинники, оглядывают серебряную броню.

      – Перун? Вы?! – переводят взгляд на пускающего слюни царевича с остекленевшим взглядом. – Ваше Высочество?!

      – Присмотрите за ним, – швыряю Гошу в траншею, под насыпью рядом. под насыпью рядом.

      Он, сжавшись в калачик, визжит:

      – Небесные волки, вам меня не достать! –