Александр Пушкин на rendez-vous. Любовная лирика с комментариями и отступлениями. Александр Пушкин

свидания происходила в саду, затем она переносится в комнату, и при этом ей придается эротический характер. Но тогда стихи, в которых чувственная страсть («восторги сладострастья») противопоставляется «прямому счастью» чистой мечтательной любви, становились неуместными. Пушкин несколько раз менял последовательность строк в этих стихах, пока не отказался от них совсем.

      В. Брюсов предполагал, что стихотворение содержит описание реального эпизода романа Пушкина с Бакуниной[24]. Какая же редакция текста описывает этот эпизод? Рукопись свидетельствует, что поэт не мог иметь в виду одну и ту же реальную историю. Лирический сюжет передает реальность его внутренней жизни. Он взрослеет: понемногу избавляется от наивной полудетской мечтательности, испытывает эротические желания и – постепенно освобождается от влияния «унылой элегии». Черновик стихотворения «Месяц» зафиксировал его стремление разобраться в своих представлениях о «прямом счастье» и определиться в своих литературных предпочтениях.

      К сну

      Знакомец милый и старинный,

      О сон, хранитель добрый мой!

      Где ты? Под кровлею пустынной

      Мне ложе стелет уж покой

      В безмолвной тишине ночной.

      Приди, задуй мою лампаду,

      Мои мечты благослови,

      До утра только дай отраду

      Моей мучительной любви.

      Сокрой от памяти унылой

      Разлуки грустный приговор,

      Пускай увижу милый взор,

      Пускай услышу голос милый.

      Когда ж умчится ночи мгла,

      И ты мои покинешь очи, —

      О, если бы душа могла

      Забыть любовь до новой ночи.

      Сюжет стихотворения не нов: страдания в разлуке с «ней». Обычны и элегические клише: «память унылая», «разлуки грустный приговор». Однако лирический монолог звучит пылко и страстно, он совсем не похож на меланхолическую медитацию. В традиционной поэтической форме раскрывается нетрадиционный характер элегического героя. В поздней редакции стихотворения «К Морфею» он проявился еще более выразительно.

      Морфей, до утра дай отраду

      Моей мучительной любви.

      Приди, задуй мою лампаду,

      Мои мечты благослови!

      Сокрой от памяти унылой

      Разлуки вечной приговор!

      Пускай увижу милый взор,

      Пускай услышу голос милый.

      Когда ж умчится ночи мгла

      И ты мои покинешь очи,

      О, если бы душа могла

      Забыть любовь до новой ночи!

      Элегия

      Я видел смерть; она в молчаньи села

      У мирного порогу моего;

      Я видел гроб; открылась дверь его;

      Душа, померкнув, охладела…

      Покину скоро я друзей,

      И жизни горестной моей

      Никто следов уж не приметит;

      Последний взор моих очей

      Луча бессмертия не встретит,

      И погасающий светильник юных дней

      Ничтожества спокойный мрак осветит.

      . . . . . . . . . .

      Прости, печальный мир, где темная стезя

      Над бездной для меня лежала —

      Где вера тихая меня не утешала,

      Где я любил, где мне любить нельзя!

      Прости,

24

Брюсов В. Я. Мой Пушкин. М.; Л., 1929. С. 28.