Дневник. 1914–1920. П. Е. Мельгунова-Степанова

с того, что с ним согласен и что хотя и не знает еще, надо ли вообще воззвание, не будет ли оно играть в руку желтой прессе, он считает, что если и будет воззвание, оно должно быть обращено ко всем. Он подошел к вопросу с исторической точки зрения, сослался на исследование комиссии Карнеги о Балканских зверствах,[107] где так блестяще опровергаются свидетельства очевидцев, и выставил два пункта, разрешив которые, можно выступить с воззванием: 1) доказательство зверств немцев и 2) уверенность в истине того, что русские этого не делают. После него Вересаев высказался еще сильнее против всяких воззваний, говоря, что это желтая пресса подцепит. Иван Бунин оскорбился (он сам же говорил, что мы многого не знали и не узнаем из-за цензуры). Тогда их троих стали называть «защитниками немцев»; но настроение уже изменилось. Выступил поляк – австрийский подданный Тедеуш Мицинский, который вопил, что С. оккультист и эстет и смотрит мистически, а что тут жизнь и надо рвать горло пруссакам, что он своих родственников, которые теперь в прусском мундире, сам убьет при встрече. Орал он патетически фальшиво. Ледницкий возопил: «Да, хорошо С. П. говорить, сидя в кабинете, а что было в Калише!» – «Вы там были?» – спросил С. – «Нет, но у меня сидят беглецы оттуда, это ужас, беда и т. д.» Южин тоже сказал: «Я согласен с С. П.; но когда сама жизнь вопиет в лице этого польского представителя, надо протестовать», – а сам Южин, по словам П. С. Попова, не подал руки артисту немецкого подданства. Постепенно большинство склонилось против протеста, выбрав комиссию для выработки к 13 числу проекта. У Бунина попросили его воззвание в качестве материала – он с негодованием отверг это. Ледницкий подошел к С. и спросил: «Вы меня осуждаете?» С.: «Я уже три недели удивляюсь вам» (с воззвания к полякам, на которое Л[едницкий] ответил чувствительной статьей[108]). Л[едницкий]: «Конечно, и я ничему не верю, вы не понимаете, это политика, надо кричать, чтобы потом легче было вырывать то, чего не дадут». С.: «Ну, в таком случае, дело другое».

      Очень рада, что С. победил этих кликуш.

10 сентября

      Штрауса в Берлине лишили места директора консерватории за то, что он был против изгнания музыки враждебных держав, а у нас собираются, по словам Фриче, выгнать, по предложению Южина, всех немцев из Литературно-художественного кружка.[109] Пройдет ли это – не знаю. Сегодня был у С. Потемкин и говорил, что в Лодзи после обратного захвата ее, всех, благожелательно относившихся к немцам, взяли в плен, а имущество конфисковали (фабрики целиком) на 400 миллион[ов] рублей. От Никитиной слышала, что немцы подходят к Ковно, что там царь и Ник[олай] Ник[олаевич], и ожидается решительный бой; туда же, якобы, провезли тяжелую артиллерию, но П. говорил один сибирский офицер, что это неверно, а что приехали японцы-добровольцы. В нашем госпитале один раненый читал книжку, где говорится о вреде социализма; я спросила, кто написал? Ответ: «Сам царь», – потому что брошюра называется «Царь и народ».

      Соня попала в военный госпиталь на Екатерининской

107

Речь идет об издании: Carnegie Endowment for International Peace. Report of the International commission: to the Inquire into the Causes and Conduct of the Balkan war. Wash., 1914.

108

Статья российского и польского общественного деятеля журналиста А. Ледницкого «Пробил час…» была написана в ответ на воззвание великого князя Николая Николаевича, опубликованное в «Русских ведомостях» 2 августа 1914 г. (см. коммент. 28). Статью напечатали на следующий день, 3 августа (с. 3): «Раз в сто лет выпадает на долю народов момент глубокого исторического сознания, великий светлый праздник ума и сердца, торжество божественного начала любви, братства, взаимного доверия. Со времени Александра I от наполеоновских бурных дней не приобщалась еще Польша святых тайн мировой истории и великого движения за освобождение народов. Скованная неволей и невольным молчанием, трижды разорванная, она еще в сознании своих внутренних сил, величия своего прошлого, сухими вещими глазами искала своих затерянных талисманов счастья. И вот это будущее ныне воскресает, – как все великое в истории, – на заре кровавых дней, страданий, в напряжении всех помыслов, всех усилий и жертв, на которые способен живой, гениальный народ, объятый пламенем любви к подвигу и свободе. До дна испито Польшей море слез, ими пропитано каждое слово, каждая мысль и молитва поляка. Далее уже идти некуда, далее идти в этом направлении было бы безумно. Настала эпоха созидательства для осуществления творческих усилий многих поколений. И в ответ на вещий клик, что “наступил час воскресения польского народа, братского примирения его со всей Россией”, забыто будет прошлое, и в борьбе за мировую свободу Польша исторгнет из своей груди меч и направит его на общего врага».

109

Литературно-художественный кружок – один из первых клубов московской интеллигенции. Основан в 1899 г. по инициативе А. П. Чехова, К. С. Станиславского, А. Ф. Кони, М. Н. Ермоловой, А. И. Южина-Сумбатова. Был один из самых богатых организаций города (капитал насчитывал 270 тыс. руб.), что позволяло иметь большую библиотеку, картинную галерею портретов писателей и деятелей искусств, созданных И. Е. Репиным, В. А. Серовым, Н. А. Ульяновым, А. Я. Головиным, С. В. Малютиным. На знаменитых «вторниках» кружка выступали писатели и артисты, читали доклады и лекции, проводили диспуты. Кроме того, проводилась благотворительная работа, в частности кружок финансировал заграничные гастроли Московского художественного театра. Во время Первой мировой войны в здании кружка был открыт госпиталь, на его средства на Соколиной горе устроили лазарет. Председателем дирекции кружка был Южин-Сумбатов (до 1909 г.), затем – В. Я. Брюсов. До войны случаи шовинизма не известны. Собрание с повесткой об исключении немцев из кружка состоялось 13 сентября, 1 и 10 октября 1914 г. (см. наст. изд., запись от 17 сентября и 1 октября 1917 г.). Речь шла о двух действительных членах и о пяти членах-соревнователях. Было принято решение временно, «до нового рассмотрения», не возобновлять им членские билеты и не допускать их в качестве гостей. Из всех действительных членов клуба только С. П. Мельгунов заявил о недопустимости подобных решений и в знак протеста вышел из кружка (вместе с членом-соревнователем Г. И. Френкелем). Декрет № 580 «О закрытии Московского литературно-художественного общества» был принят 12 июля 1918 г. См.: Известия Литературно-художественного кружка. 1914. № 8–9. С. 41–43; Розенталь И. С. И вот общественное мненье! Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII – начало ХХ вв. М., 207. С. 305–306.