Дурка. Гектор Шульц

распорядок дня какой? – спросил я.

      – У кабинета Кумы висит, – отмахнулся грузин. – Почитай потом.

      – А если коротко? – улыбнулся я. Георгий лукаво на меня посмотрел и прищурился.

      – Ладно, Вано. Первый день все-таки, понимаю. Подъем в шесть утра, потом сестричка температуру меряет. Потом туалет и сбор анализов. В восемь – гимнастика. После неё летучка у Кумы. В девять завтрак, в десять лекарства им дают. Потом обход с врачом. В час дня обед. У нас он плавающий, но сам понимаешь.

      – Понимаю.

      – После обеда лекарства и отдых. Но не для нас, – улыбнулся Георгий, заглядывая в палату, где лежали наиболее здоровые. – Митя, палец поломаешь. Вынь из носа. Или я тебе его сломаю… После отдыха полдник и часть больных идет на прогулку. После прогулки лекарства даем снова, ужин и вечерний кефир.

      – Кефир? – удивился я.

      – Ага. Два с половиной процента жирности. Ну и на остаток – вечерний туалет и спать.

      – Но не нам, – добавил я.

      – Не нам. Мы дежурим всю ночь, Вано. Утром сдаем смену после гимнастики и идем отсыпаться. Все просто. Привыкнешь. Иногда нас врач по принудиловке может дернуть. Если больной на воле шизу поймал. Тогда едем с ним и вяжем… О, а вот и Мякиш. Врач наш, – хмыкнул Георгий, указав пальцем на идущего по коридору мужичка в белом халате. – Сейчас обход. Здравствуй, Илья Степаныч.

      – Доброе утро, Жора, – улыбнулся ему мужичок и, прищурившись, посмотрел на меня. – Ты новенький?

      – Иван.

      – Крячко. Илья Степанович, – кивнул он и протянул мне влажную, расслабленную ладошку. Затем повернулся к Георгию и спросил. – Забрать с собой?

      – Да. Пусть втягивается, – потянулся грузин и колко усмехнулся. – Заодно с больными познакомится.

      – Пойдем, Вань, – поманил меня за собой Мякиш. Я хмыкнул и пошел за ним следом, гадая, почему же этого мужичка зовут Мякиш.

      Обход занял два с половиной часа. Скучных и еле тянущихся. Но благодаря ему я смог познакомиться с некоторыми больными и сразу понял, что им найдется место на пустых страницах тетрадки, когда я вернусь домой. Георгий называл их конями, дураками и шизиками, но я пока видел людей. Изможденных, запертых в клетках собственных кошмаров, несчастных и не осознающих того, что с ними происходит.

      Мякиш проводил обход не один. За ним безмолвной тенью следовала худенькая девушка, которую я видел на летучке. Она всегда держалась позади врача и что-то быстро записывала в блокнот, который держала в руках. Мы несколько раз пересеклись взглядами, но девушка смущенно краснела и возвращалась к своей писанине.

      – Как самочувствие, больной? – спросил Мякиш у тощего, косоглазого мужика. Тот приоткрыл рот, негромко рыгнул и рассмеялся.

      – У меня в трусах умерла юная волжская вобла, – шепотом ответил он. К чести Мякиша он даже не изменился в лице, а я прикрыл ладонью улыбку. Девушка тоже улыбнулась, но быстро вернула на лицо привычную сосредоточенную маску. – Она липкая, влажная и соленая.

      – Угу, –