Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание. Наталья Александрова

этими словами Анна выдвинула ящик туалетного столика и достала оттуда бархатную коробку.

      Глаза Эльвиры загорелись, как тормозные огни автомобиля, она не смогла с собой совладать.

      – Ты посмотри, посмотри! – усмехнулась Анна Ильинична.

      Эльвира осторожно открыла коробку, при этом руки ее дрожали.

      И сердце у нее взволнованно забилось.

      В коробке на черном, как осенняя ночь, бархате лежали брызги южного моря… капли лазурной, оглушительной синевы…

      – Это малая парюра, – проскрипела старуха, наслаждаясь впечатлением, которое произвело на Эльвиру содержимое коробки. – Сапфиры и бриллианты. Как видишь, серьги, браслет и перстень. Бриллианты, правда, небольшие, но сапфиры очень даже ничего. Те, что в серьгах, по четыре карата. Другие поменьше.

      – Это… это мне? – пролепетала Эльвира, с трудом справившись с дыханием.

      – Тебе, тебе, милочка! – проговорила тетка снисходительно. – Ведь ты ко мне пришла, проведала одинокую старуху… хотя ты мне, в общем, не родня, но все же парюра в семье останется…

      Она быстро и внимательно взглянула на Эльвиру:

      – Ведь она останется в семье? Ты ее не продашь? Не пустишь по ветру? Я могу на тебя надеяться?

      – Ну что вы, тетенька… конечно, тетенька… как вы могли такое подумать!

      – Смотри у меня!

      Едва Эльвира покинула гостиничный номер, прижимая к груди коробку, в дверь снова негромко постучали.

      – Ну, кто там еще… – недовольно пробормотала Анна Ильинична и повторила громче: – Кто там? Горничная? Я никого не вызывала! Я вообще просила сегодня меня не беспокоить!

      Она прекрасно помнила, что просила вчера всех этих, с позволения сказать, родственничков нанести ей визиты, но решила притвориться беспамятной старухой, так проще.

      – Никого не принимаю! – снова закричала она.

      Дверь тем не менее открылась, и на пороге появились две женщины – опирающаяся на суковатую палку старуха в темном платке и особа помоложе, с водянистыми рыбьими глазами и узкими, бледными, жалостливо поджатыми губами.

      Старуха вцепилась скрюченными пальцами в плечо своей рыбоглазой спутницы, оглядела комнату неодобрительным взглядом и громко спросила ее:

      – Куда это мы пришли? Где это мы? Кто это? Варвара Петровна из собеса?

      Спутница покосилась на нее испуганно и проговорила вполголоса, но вполне слышно:

      – Мама, не начинай! Ты же мне обещала!

      – Ты говорила, что гулять пойдем, на нашей скамейке посидим, будем песни петь, а сама куда меня притащила? Что это за ведьма раскрашенная, как покойница?

      – Мама! – Дочь не слишком уважительно дернула ее за руку. – Прошу, замолчи!

      Затем она повернулась к Анне Ильиничне:

      – Здравствуйте, тетушка!

      – Садитесь! – не столько предложила, сколько приказала хозяйка номера, указав на два стула, и, внимательно приглядевшись к посетительницам, проговорила, скривив губы в некое подобие снисходительной улыбки:

      – Это, значит, Вера… Мало изменилась! А