Там за Широкой Рекой. Ксения Андреевна Абрамова

сятое царство.

      Сказывают, как в Тридесятом царстве счастливые Царь с Царицей радовались появлению на свет малютки Царевны. Малышку назвали Софьей. И пир в её честь гремел на всё царство, прибыли колдуны да духи из Тёмного леса, привезли подарки волшебные.

      Леший подарил сокола ясного, наказал охранять Царевну Софью от всех бед. Кощей подарил девочке зоркий глаз да ум такой, какой никаким колдовством не запутать. А Баба-Яга, словно чуя беду, склонилась над колыбелью и прошептала:

      – Сердце твоё большое и чуткое всегда дорогу домой найдёт, голос твой звонкий и певучий любой бой остановит, в руках твоих лёгких любое дело будет спориться, да будет так, – и, положив заговорённую куколку-мотанку, отошла к другим гостям.

      Водяной со своею женой, Хозяйкой медной горы, подарили ларец с бусами из самоцветов. Переливались они всеми цветами радуги.

      – Хороша царевна, – говорил Водяной, склонясь над колыбелькой, – вырастет, невестой нашему Огнедару станет, правда, Азовушка?

      Он повернулся к жене. Та улыбнулась: малышка и правда была чудо как хороша.

      Пир отгремел, гости разъехались кто куда. Царь с Царицей отправились спать.

      В ту ночь чёрные тени напали на Тридесятое царство. Командовал ими Колдун Крахобор. Заполонили тени весь Тёмный лес, захватили дома, селились в сердцах людей и везде, куда только могли дотянуться. Люди, потеряв надежду, бежали из Тридесятого царства за Реку, чтобы спастись от Крахобора и влияния его теней.

      Царь бросил все силы на защиту от этой напасти, не боялся он ни теней, ни Крахобора самого. За ночь Царю удалось отогнать теней подальше от городов и деревень. Но беды Тридесятого царства только начинались.

      Наутро пропала Софья.

      Горевало всё Тридесятое царство. Птицы петь перестали, ветры затихли. Няньки лили слёзы в три ручья. Безутешная Царица сразу побелела и лет на десять постарела. И виделось ей, что Солнце стало светить не так уже ярко, как раньше. Царь на уши поднял всю дружину. Весть о беде облетела Медную гору и докатилась и до Тёмного леса. Даже Водяной и Леший сбили ноги да изгоняли своих слуг в поисках. Не было нигде маленькой Софьи.

      Но сказ совсем не о том, как Тридесятое царство горевало о потере Царевны Софьи.

      ***

      В одной из деревень жила одна славная женщина. Её звали Людмилой. Однажды Людмила отправилась в лес одна, а вернулась с девочкой на руках. Была у девочки той кукла обережная, кем-то с заботой и любовью смотанная. Дочку она назвала Марфой в честь бабушки. Жили они мирно и ладно, и всё в той деревне спокойно было и тихо. Людмила была женщиной честной, и все её уважали. Могла и в поле помочь, и с родами, и совет хороший дать. В травах толк знала, умела с их помощью любую хворь выгнать.

      А дочка её, Марфа, была так ладна собой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ясноокая, ростом невелика, но статная, аки царица. Глаза у неё были синие-синие, словно небо в ясный день. Косы цвета солнца закатного, до пояса. И мастерица на все руки. Особенно хорошо получалось шить да разными камнями да бисером вышивать. Как только в деревне замуж кто собирался, так сразу к ним за платьями да советом бежали.

      Носила Марфа с собой всегда мотанку обережную, что Людмила нашла ряюом с ней в лесу. Когда грозы пугалась или тревожилась перд чем, достанет из передника, прижмёт к груди, просьбу свою шепнёт, ей легче и станет. Все страхи и тревоги в миг улетучивались.

      Молва ходила по округе, что Марфа ведьмовать умела, секреты колдовские знала, хи́тра была злобная, уж так она могла собою любого очаровать, голосом ласковым, взглядом тёплым. Да как видел её кто из соседних деревень, сразу слухам переставали верить. «Ведь не может быть, – думали они, – чтобы такая девица была хи́трой».

      Что Марфа хи́тра, люди верили еще и потому что дружила она с девочкой Ладой. Про её семью дурная слава ходила среди деревень. Злые люди говорили, что бабка её в куриных яйцах змеят выращивала. Правда это или нет, никто не скажет уж.

      Но Лада пропала с год назад. Ушла из деревни, да исчезла. Мужики, что ловили в тот день рыбу, говорили, что спрыгнула она в Широку Реку, да утопла. Да так быстро ко дну пошла, что и вытащить никто не успел. «Была бы хи́трой, выплыла бы» – судачили по деревне. Посудачили, да быстро забыли.

      Однажды Людмила сама сильно захворала. Да так, что ни с постели встать, ни даже говорить не могла. И никто не мог сказать, что с ней такое приключилось: в один момент слегла и всё. Не помогали ни молитвы, ни травы, ни заговоры. Марфа обратилась даже к лекарям из соседних деревень, но все разводили руками.

      – Отойдёт она скоро, как пить дать, отойдёт, – шептали соседи. Марфа делала вид, что не слышит злых слов, а у самой сердце болело за мать. Днём она ухаживала за Людмилой, а ночами горько плакала. Прижимала к груди свою куклу обережную и молилась всем богам, каких знала, призывала все силы, но никто не слышал её мольбы.

      И как-то раз приехала к ним в деревню ярмарка. Шумная, яркая, из-за синего моря. Уговорив соседку приглядеть за матерью, Марфа пошла туда в надежде найти лекарство.

      Чего только там не было! И самоцветы